— Это Марко. Многим из вас он знаком, — бархатным голосом заговорил Сильвано, небрежно помахивая изящной рукой. — У него здесь было много привилегий, не так ли, Марко? — Марко кивнул, как будто в дурмане. — Но ты обманул мое доверие, верно, Марко? — Сильвано покачал головой и с притворным разочарованием щелкнул языком.
Он начал ходить кругами вокруг Марко. В руке у него блеснуло что-то белое. Сначала я подумал, что это гигантский клык, но потом он подкинул предмет в воздухе и виртуозно поймал другой рукой. Я увидел, что это длинный тоненький нож.
— С моего соизволения в виде особой милости Марко была дарована привилегия выходить на улицу, — продолжил Сильвано, беспечным и игривым тоном, как будто поддразнивая. — Ему было дозволено гулять по улицам нашего славного города. Но он решил, что ему можно там и остаться. Он даже решил, что можно никогда не возвращаться!
С этими словами Сильвано набросился на него и полоснул его под коленкой ножом. Из сухожилия правой ноги хлынула кровь. Марко заорал. Нога его обмякла, он согнулся вправо. Все дети и многие женщины беззвучно зарыдали. Я тоже.
«Не кричи, Марко, — молил я, — это его только раззадорит!»
Внутри меня что-то надорвалось. Марко ведь был так добр ко мне, щедр и великодушен! Разве честно я отплатил ему, выдумав несбыточную мечту? Она созрела и принесла такие жестокие плоды. У меня в груди будто крошились в пыль старые засохшие листья.
— Марко спрятался на телеге, которая направлялась в деревню. Он думал, что я не найду его там, за городом. Глупый мальчишка! — хмыкнул Сильвано и полоснул ножом еще раз.
Кровь забила струей, окропив его богатые одежды. Сильвано захохотал во все горло. Загоготали и мужики, державшие Марко. Они выпустили его, и мальчик, обливаясь слезами, с криком рухнул на пол.
— Перевяжи ему раны. — Подбородок Сильвано дернулся к Симонетте.
Она бросилась исполнять его приказ. Глаза Сильвано блуждали по толпе детей и женщин.
— Теперь желание Марко исполнится. Он будет жить за стенами моего прекрасного заведения. Он будет жить, где ему вздумается, коли здесь ему не понравилось. Он будет жить, но больше никогда не встанет на ноги.
Он переступил через безвольное тело Марко и направился к лестнице. Мы все расступились, давая ему дорогу. Сильвано задержался на второй ступеньке.
— Вот вам урок: отсюда выхода нет. Любого, кто попытается улизнуть, ждет та же участь, если не хуже! — Он повернулся и ткнул в меня пальцем. — Эй ты, ну-ка пошли со мной!
Маленькая голубоглазая девочка, которая цеплялась за мою руку, едва сдержала всхлип и выпустила меня. Меня всего трясло, но я живо подчинился Сильвано. Пока мы поднимались по лестнице, он молчал. Сильвано привел меня в столовую, где я побывал в первый вечер. На этот раз стол был накрыт еще богаче: жареное мясо, острые сыры, горы хлеба, крупные зеленые оливки и вино. Я подумал, а не собирается ли он меня снова побить. Я поискал взглядом шелковый мешок, но ничего не увидел.
Сильвано уселся за стол, вытер окровавленный нож о манишку и подцепил на него ребрышко барашка. Он бросил кусок на свою тарелку, отложил нож и, аккуратно взяв ребрышко пальцами, принялся кушать с величайшим изяществом. Я стоял молча, едва дыша, и ждал.
— Не хочешь поесть, Бастардо? — спросил он. — Может, вина? Вон, бледный какой! Вино придаст тебе сил.
— Нет, синьор, — отказался я.
— Точно? Ты что, болен?
— Не думаю, синьор.
— Может, тебе это не по вкусу? — предположил он.
Я мотнул головой. Он нахмурился.
— Сладкого хочешь?
Я снова мотнул головой.
— Мои клиенты тобой довольны, разве что вид у тебя хворый. Ты ничего не ешь. Ты точно не заболел, парень? — спросил он, бросив обглоданное ребрышко на тарелку. — Я еще помню, как ты стоял тут, впившись пальцами в каплуна. Ты был как голодный зверек, которого впервые по-человечески вымыли. — Он почти ласково усмехнулся. — Наверное, ты все-таки болен.
— Я не болен, — возразил я, проглотив застрявший в горле комок.
— Но ты же перестал есть, — задумчиво ответил он.
— Я не голоден, синьор.
— Мы не можем позволить тебе слишком отощать, Лука. Часть твоей привлекательности — в твоей хорошенькой пухленькой заднице. Так они мне говорят.
Я отвел глаза. Он негромко фыркнул.
— Какой мне от тебя толк, если ты сляжешь и помрешь от голода? Я потеряю большую долю возможной прибыли. Как думаешь, прогулка по городу поспособствует аппетиту?
— По городу? — Я выдохнул эти слова, охваченный мукой воспоминаний.
Мы с Марко думали, как сделать так, чтобы меня выпустили на улицу, и вот меня выпускают! Но Марко стал калекой, а я ужасно ослаб от голода. Хуже того, я упал духом и был совершенно убит, после того как увидел, что вышло из наших планов. Сильвано и правда сообразительнее, чем кто бы то ни был. Он всевидящий и всезнающий. Теперь ни мне, ни Марко не вырваться от него. В животе точно что-то оборвалось, это погибла последняя надежда. Воля будет рядом, но недосягаема для меня. Я ощутил горечь на языке.
— Некоторым мальчикам свежий воздух нужен больше, чем другим, — хмуро произнес Сильвано. — Без него они чахнут. Я видал такое и раньше.
Он подцепил ножом тушеную морковку и задумчиво начал жевать.
— Я бы хотел погулять, синьор, — прошептал я.
Еще бы! Конечно, мне очень хотелось хоть ненадолго вырваться из этой богатой, безмолвной и одинокой темницы с занавешенными окнами и тускло мерцающими свечами. Мне было дурно от воспоминаний — перед глазами неотступно стоял Марко. И я ненавидел себя за то чувство облегчения и благодарности, которое испытал, получив разрешение, означавшее малую толику свободы.
— Но существуют правила, — напомнил Сильвано, бросив на меня многозначительный взгляд.
— Да, синьор. — Я энергично закивал головой. — Я понимаю, что есть правила, и буду в точности их выполнять.
— Ты же не хочешь кончить так же, как Марко?
— Нет, синьор, — пропищал я, зная, что Марко так кончил из-за меня.
— Он еще легко отделался, — пожал плечами Сильвано и почесал узкий подбородок под завитой бородой. — Другие, кого я отпускал, попадали в прохладные объятия реки. В них долго не протянешь. А этот будет жить на улице. Там люди щедры к калекам. Не так ли, парень?
Вряд ли ему нужен был мой ответ, да я и не хотел отвечать, потому что пришлось бы врать, а я не хотел ни врать, ни навлекать на себя его недовольство. Люди там совсем не щедры. Мне приходилось трудиться изо всех сил, чтобы собрать милостыню, и все равно я часто оставался голодным.
— Тогда решено. Тебя будут ненадолго выпускатьна прогулку. И ты снова начнешь есть. Я предполагаю, что ты здесь будешь работать долго, раз уж ты так понятлив к правилам и так охотно выполняешь свою работу.
