— Я очень сожалею, господин посол. — Фраза представляется Камилю чрезвычайно легковесной. Турецкая формулировка «Мир тебе» кажется ему наиболее приемлемой в данном случае, однако он не знает, как перевести ее должным образом.
Посол жестом приказывает ему замолчать, а затем снимает со стены за креслом позолоченный колокольчик и звонит. Мгновенно в кабинет входит слуга. Создается впечатление, что он стоял и подслушивал все это время за дверью.
— Сэр?
— Пожалуйста, пригласи сюда мисс Сибил.
Через несколько минут слышится шуршание шелка, и в кабинет входит полная девушка. Останавливается на пороге. На ней кружевное платье цвета индиго. Жемчужина в виде звезды на золотой цепочке покоится на шее, еще две такие же сверкают в серьгах. Светло-каштановые волосы создают ореол вокруг головы. У девушки мелкие черты, а само лицо круглое — очень простое. Однако выражение мечтательности в широко расставленных фиалковых глазах придает ему некое благородство. Она напоминает Камилю плотную, но идеально пропорциональную орхидею гимнадению, растущую в лесах поблизости от Стамбула. Чашелистик орхидеи сгибается вниз от скромного розового капюшона, издающего сильный аромат.
В ярком облике девушке чувствуются какая-то грусть и смирение. Двигается она с легкостью хорошо обученного слуги.
— Вы звали меня, отец?
Камиль поспешно встает и кланяется. Посол манит дочь рукой:
— Сибил, дорогая. Это судья Камиль-паша. Он говорит, что найдено мертвое тело. Обстоятельства довольно странные. Пусть он сам расскажет. — Взгляд посла скользит по бумагам, лежащим на столе.
Сибил вопросительно смотрит на Камиля. Она мала ростом по сравнению с ним, едва достает ему до плеча. Фиалковые глаза пристально и с любопытством рассматривают его.
— Мадам, — произносит он и низко кланяется. — Садитесь. Прошу вас.
Она садится в кресло напротив. Посол принимается перелистывать дипломатические депеши.
— Что вас интересует? — У нее нежный мелодичный голос, напоминающий шум воды в ручье.
Камиль испытывает некоторую неловкость. Он не привык говорить о таких вещах с дамами. Надо подумать. Как можно смягчить сообщение о происшествии?
Она наклоняет голову и говорит, поощряя его:
— Пожалуйста, скажите мне, в чем суть проблемы. Кого вы нашли?
— Мы нашли мертвую женщину. — Он бросает на нее быстрый взгляд, пытаясь понять, какое впечатление произвели его слова на дочь посла. Она побледнела, но на вид совершенно спокойна. Он продолжает: — Мы полагаем, что она подданная иностранной державы. Мне поручили вести это дело, так как не исключено, что женщину убили. В данный момент мы пытаемся установить личность погибшей.
— Почему вы думаете, что ее убили?
— Девушка утонула. Такое нередко случается на Босфоре по причине сильных подводных течений. Однако ранее ей дали наркотики.
— Наркотики? Могу я спросить, какие именно?
— Мы считаем, что ее опоили белладонной. Мне кажется, вы называете ее «сонной одурью».
— Понятно. Белладонна, — размышляет Сибил. — Она применяется как снотворное?
— Воздействие гораздо сильнее, часто она просто парализует. В таком состоянии человек может утонуть даже в луже.
— Ужасно. Бедная женщина. Что еще вы можете сказать о ней? Во что она была одета?
— Ее нашли без… — Камиль умолкает, не зная, что говорить дальше.
— Без одежды? — Лицо девушки розовеет.
— Тело нашли в Босфоре через несколько часов после смерти. Возможно, течение виновно в том, что на ней ничего не было, хотя это маловероятно.
— Но зачем же исключать такую возможность? Вы сами говорили, что течение там очень сильное.
Камиль некоторое время обдумывал свои слова.
— Одежду европейских женщин не так легко привести в беспорядок.
Посол поднимает от бумаг встревоженное лицо.
Глаза Сибил изумленно сверкают. Потом она говорит тихим голосом:
— Как печально. Вы говорите, она совсем молодая?
— Да, немногим больше двадцати лет. Маленькая, стройная, светловолосая. При ней нашли драгоценности. — Судья берет платок, все еще лежащий на столе посла. — Вы позволите?
— Да, я взгляну. — Кожа Сибил приобрела цвет пергамента, а на носу проступила россыпь крошечных веснушек.
Девушка наклоняется и берет у Камиля сверток. У нее полные руки с ямочками на суставах пальцев, которые сужаются, образуя округлые, просвечивающие, как морские раковины, ногти. Она кладет пакет на колени и разворачивает его.
— Бедная женщина, — бормочет Сибил, поглаживая по очереди каждую вещицу. Потом берет крестик и хмурит брови.
— В чем дело? — оживляется Камиль.
— Я видела его раньше, вот только не помню, где именно. На каком-то вечернем приеме в одном из посольств. — Она поднимает глаза: — Что еще вы можете сказать о ней?
— Короткие волосы, на левом плече большая родинка.
— Да, конечно! — Сибил изменяется в лице. — Какой ужас!
Судью охватывает волнение. Сибил знает покойную.
Посол бросает взгляд на дочь, потом переводит его на Камиля. Смотрит на судью с неодобрительным выражением лица и вздыхает.
— Послушай, Сибил, дорогая… — Он не встает из-за стола, теребя пальцами бумаги.
Камиль подходит к креслу девушки:
— Сибил-ханум.
Он осторожно берет сверток из ее рук и обворачивает его другим носовым платком, который достает из кармана. Тонкие пальцы девушки нервно скручивают льняную ткань, потом она прикладывает платок к глазам. Камиль никогда не пользуется носовыми платками по их прямому назначению, считая это отвратительной европейской привычкой. Он находит другое применение для квадратного куска чистой ткани.
— Простите, Камиль-паша.
Судья вновь садится и выжидающе смотрит на нее.
— Это, наверное, Мэри Диксон.
— Кто она, дорогая? — спрашивает посол.
— Ты должен помнить ее, отец. Мэри служила гувернанткой у внучки султана Абдул-Азиза, Перихан.
— Да, Абдул-Азиз. Неврастеник, покончивший жизнь самоубийством. Не пережил того, что реформаторы свергли его. Нелегко перенести такое человеку, единолично правившему страной в течение пятнадцати лет. Он попросил у матери ножницы, чтобы подровнять бороду, и вскрыл ими себе вены. — Посол рассматривает свою ладонь, затем переворачивает ее и изучает тыльную сторону. — У него ничего не осталось. Несколько комнат в наследственном дворце.
Посол поднимает взгляд на Камиля и улыбается, показывая ряд неровных желтых зубов.
— Прошло уже десять лет. Несчастье случилось в 1876 году, не так ли? В июне, насколько я помню. Странно, что он задумал совершить самоубийство в теплый прекрасный день. Хороший был человек, черт побери. — Он отодвигает бумаги на край стола, а потом его лицо вдруг выражает недоумение, будто он что-то потерял. — С его преемником вам тоже не повезло, верно? — продолжает он. — Говорят, Мюрад — горький пьяница. Я так и не успел ни разу встретиться с ним. Через три месяца правления у него произошел нервный срыв. Похоже, он чего-то очень боялся. — Посол тихо смеется. — Не могу понять, почему реформаторы хотят вновь посадить его на трон. Наверное, потому, что он покладистый парень.
