— Это, наверно, потому, что мне нездоровится, — смущенно пробормотал Фелисито. — Боюсь, я где-то простудился. Весь день болела голова, а иногда еще и мурашки по телу.
— Я приготовлю тебе горяченького чая с лимоном, а потом приласкаю как следует — проверим, удастся ли нам разбудить этого соню. — Мабель соскочила с кровати и снова накинула халат. — Смотри сам не усни, старичок.
Но когда она вернулась из кухни с дымящейся чашкой чая и таблеткой панадола, Фелисито уже успел одеться. Он дожидался хозяйку в маленькой гостиной с мебелью Ивета граната, под горящим изображением Сердца Христова, мрачный и ссутулившийся.
— С тобой случилось что-то посерьезнее простуды, — сказала Мабель, пристроившись поближе к коммерсанту и внимательно его изучая. — Может, я тебе больше не нравлюсь? Может, ты влюбился в какую-нибудь пьюраночку?
Фелисито покачал головой и поцеловал ей руку.
— Я люблю тебя больше всех на свете, Мабелита, — нежно заверил он. — Я никогда больше ни в кого не влюблюсь, потому что точно знаю: мне нигде не найти такой подруги, как ты.
Вздохнув, он вытащил из кармана письмо от паучка.
— Вот какое послание я получил, и это меня страшно беспокоит, — признался Фелисито, протягивая ей листок. — Я тебе доверяю, Мабель. Прочти и скажи, что ты об этом думаешь.
Мабель прочитала, потом медленно перечитала. Всегдашняя веселая улыбка исчезла с ее лица. Глаза наполнились тревогой.
— Ты должен обратиться в полицию, так ведь? — неуверенно произнесла девушка. Видно было, как она растеряна. — Это же шантаж, и тебе нужно о нем заявить, так мне кажется.
— Я уже ходил в комиссариат. Но моему делу не придали значения. По правде сказать, я не знаю, что делать, любовь моя. Сержант полиции, с которым я беседовал, сделал одно замечание, которое кажется мне справедливым. Поскольку в Пьюре теперь такой прогресс, то и преступность тоже растет. Собираются шайки мерзавцев, стригущих купоны с предпринимателей и фирм. Я уже слышал о таких делах. Но мне никогда не приходило в голову, что это может коснуться и меня. Признаюсь, меня немного потряхивает, Мабелита. Я не знаю, что делать.
— Ты ведь не собираешься платить этим ублюдкам деньги, нет, старичок?
— Ни единого сентаво, конечно же нет. Я никому не позволю себя топтать, уж в этом ты можешь быть уверена.
А еще он добавил, что Аделаида посоветовала ему уступить шантажистам.
— Кажется, это будет первый раз, когда я не послушаюсь озарения моей старой подруги.
— Ну какой же ты наивненький, Фелисито, — рассердилась Мабель. — Пошел к колдунье за советом в таком тонком деле! Не понимаю, как только ты можешь выслушивать сказочки, которые нашептывает тебе эта пройдоха.
— В моих делах она никогда не ошибалась. — Фелисито уже пожалел, что упомянул про Аделаиду, которую — он ведь знал — Мабель ненавидит. — Не волнуйся, на этот раз я не последую ее совету. Я не могу. И не хочу. Вот отчего у меня на душе немного тревожно. Мне кажется, надвигается какое-то несчастье.
Мабель совсем посерьезнела. Фелисито видел, как скривились ее красивые алые губки. Девушка медленно провела рукой по его волосам:
— Я хотела бы тебе помочь, старичок, вот только не знаю чем.
Фелисито улыбнулся в ответ. А потом поднялся, давая понять, что собирается уходить.
— Давай я оденусь и пойдем в кино. Соглашайся — тебе надо отвлечься.
— Нет, любовь моя, мне сейчас не до фильмов. В другой раз, прости. Я лучше пойду лягу. Потому что насчет простуды — это правда.
Мабель проводила его до порога и открыла дверь. И тогда Фелисито задрожал: рядом со звонком к косяку был пришпилен конверт. На этот раз он был не голубой, а белый и размером поменьше. Коммерсант сразу понял, что это такое. Неподалеку от домика Мабель мальчишки на тротуаре запускали волчки. Прежде чем открыть конверт, Фелисито подошел к ним и спросил, не при них ли его доставили. Сорванцы переглянулись и пожали плечами. Разумеется, никто ничего не видел. Фелисито вернулся в дом. Мабель страшно побледнела, в глубине ее глаз мерцали тревожные огоньки.
— Ты думаешь, это?.. — прошептала она, кривя губы. Девушка смотрела на нераспечатанный конверт в руке Фелисито с таким видом, как будто боялась, что он укусит.
Фелисито зажег свет в маленькой прихожей, Мабель повисла у него на руке, вытянув шею, чтобы читать вместе с ним. Коммерсант узнал этот крупный почерк и эти синие чернила.
Сеньор Янаке!
Вы совершили ошибку, когда отправились в комиссариат, несмотря на предупреждение нашей организации. Мы желаем, чтобы это дело решилось частным образом, путем диалога. Но вы объявляете нам войну. Если вам так угодно, то будет война. Сразу же предупредим, что в этом случае вы проиграете. И пожалеете. Очень скоро вы убедитесь, что мы способны ответить на ваши провокации. Не упрямьтесь, советуем для вашего же блага. Не подвергайте опасности все, чего вы достигли столькими годами изнурительного труда, сеньор Янаке. И главное, не приходите больше со своими жалобами в комиссариат, иначе вам несдобровать. Ожидайте последствий.
И да хранит вас Бог.
Изображение паучка, заменявшее подпись, было точно таким же, как и на первом письме.
— Но почему его повесили сюда, на мой дом? — прошептала Мабель, до боли сжав руку Фелисито. Он видел, как она побледнела, чувствовал, как дрожь пробирает ее с ног до головы.
— Чтобы показать, что им известно и о моей частной жизни, почему же еще? — Он приобнял Мабель за плечи и прижал к себе. Бедняжка продолжала трястись, и Фелисито стало ее жалко. Он поцеловал ее черные волосы. — Поверь, Мабелита, мне страшно жаль, что по моей вине ты оказалась втянута в это дело. Будь очень осторожна, любовь моя. Не открывай дверь, пока не увидишь, кто стоит на пороге. И лучше тебе никуда не ходить по вечерам, пока дело не разъяснится. Почем знать, на что способны эти типы.
Фелисито еще раз поцеловал ее волосы и, уже стоя на пороге, прошептал на ухо: «Клянусь тебе памятью моего отца — самым святым, что у меня есть: тебе никто не причинит вреда, любимая». Фелисито выходил из дома поговорить с мальчишками всего несколько минут назад, но теперь на улице уже стемнело. Тусклые фонари плохо освещали тротуар, весь в бугорках и выбоинах. Откуда-то доносился собачий лай и заунывная навязчивая музыка — как будто гитару настраивают. Раз за разом повторялась одна и та же нота. Фелисито, хоть и спотыкался, шагал быстро. Он почти бегом перебрался через Подвесной мост, теперь только пешеходный, и вспомнил, что в детстве ночные отблески на поверхности Пьюры пугали его, навевали мысли о целом царстве чертей и призраков в глубине этих вод. Фелисито так задумался, что не ответил на приветствие встречной парочки. Дорога до комиссариата на проспекте Санчеса Серро заняла у него почти полчаса. Коммерсант обильно потел и почти не мог говорить от возбуждения.
— Прием посетителей уже закрыт, — объявил ему молоденький дежурный. — Ну только если у вас что-нибудь очень срочное, сеньор.
