– Габриэль.
– Тот, что родился первым?
Жена покачала головой и улыбнулась. Ее забавляло, что муж до сих пор не различает близнецов. Конечно, они были совершенно одинаковые, по крайней мере физически, но Сатен различала в них те крохотные детали, те незначительные особенности, которые, наверное, только мать могла заметить: чуть другая гримаса плачущего малыша, лишняя диссонирующая нотка в смехе, более длинный волосок в брови.
Сероп выпрямился, подошел к столу и открыл ящичек.
– Что ты делаешь? Малыш обиделся и сейчас заплачет, – упрекнула его жена.
– Сейчас вернусь, – ответил он, копаясь в алюминиевой банке, где хранились цветные тесемки для сшивания тапочек. Затем он приблизился к детям, держа в руке две катушки. – Красная – для Микаэля, зеленая – для Габриэля, или как там мы их окрестим в конце концов! – радостно произнес он.
Затем он оторвал по кусочку от каждой катушки, взял ручку одного ребенка и пару раз обвернул тесьму вокруг запястья, затем завязал узелок, наклонился и откусил лишний хвостик. Малыш улыбнулся, явно радуясь новой игре, которую придумал папа.
– Вот так! – сказал Сероп и сделал то же самое с ручкой второго младенца.
– По-твоему, это нормально? – Сатен собралась было возражать, но кто-то позвал ее снаружи.
– Кто там? – спросил Сероп, дав знак жене замолчать.
– Почтальон.
Сероп, отодвинув портьеру, выглянул наружу.
Юноша в форме держал в одной руке коричневую коробку, а другой махнул в знак приветствия.
– Это вы господин Сероп Газарян?
– Да, – прохрипел Сероп, у которого перехватило дыхание от удивления.
– Вам пакет из Америки, господин.
Сероп взял коробку, но почтальон остановил его:
– Минутку, господин. Сначала распишитесь.
– Тогда заходи, а то холодно, – пригласил его Сероп. – Выпей мосхуди, согрейся, – добавил он, наливая в стакан, не дожидаясь ответа.
– Какие красивые малыши, – сказал почтальон, поднимая стакан в знак тоста.
Как только он ушел, муж и жена нетерпеливо развернули пакет довольно внушительных размеров. Когда они открыли его, комнату наполнил чудесный аромат, напоминавший смесь ванилина и шоколада. Сероп глянул на улыбающуюся Сатен, которая нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Тогда он начал вынимать содержимое коробки и складывать все на столе. Сначала появились два элегантных и теплых пальтишка из синей и коричневой шерстяной ткани, потом пара махровых ползунков разного цвета, затем, в тонкой оберточной бумаге, две стопки микроскопического нижнего белья из тончайшего хлопка, на каждого брата. Но это было еще не все, потому что в коробке также лежала шкатулка, обтянутая красным бархатом, с надписью: «Barney’s deluxe chocolates»[12].
Сероп слегка встряхнул ее, и из глубины шкатулки донесся глухой звук.
– Ах, какой запах! – прошептала Сатен, завороженно глядя на шкатулку.
– Подожди, тут еще что-то есть! – воскликнул Сероп, вынимая две банки сгущенного молока и две коробки яичного порошка. Затем он провел рукой по дну коробки, думая, что она уже пуста, но нащупал книгу. – The Daring Young Man on the Flying Trapeze, – прочел он, неправильно произнося слова, – by William Saroyan[13].
Он посмотрел на обложку, на ней был изображен контур мужчины, повисшего на трапеции, в полете. Сероп перелистал книгу несколько секунд, прежде чем положить на стол с явным разочарованием: он не понимал ни слова из текста.
Затем он перевернул коробку вверх дном и потряс. На детскую одежду, разложенную на столе, упал заклеенный конверт. «Для Серопа», – было написано на нем круглым красивым почерком. Он вскрыл его и стал читать письмо:
Пасадена, Лос-Анджелес, 7 декабря 1937 года
Дорогой Сероп,
мы с радостью узнали о рождении твоих детей! Джерри и я сердечно поздравляем тебя и твою жену.
Прошу тебя, прими эти скромные подарки в знак моей искренней привязанности к вам. Надеюсь, что они вам понравятся. Пальтишки я сшила специально побольше размером, чтобы мои манчук[14] могли надеть их еще будущей зимой.
Дорогой Сероп, ты найдешь в посылке книгу. Это писатель армянского происхождения, Уильям Сароян, его родители переехали в Америку много лет назад. Этот сборник его рассказов пользуется здесь огромным успехом, американцы высоко оценили его человечность и чуткость. Я искала англо-греческий словарь, чтобы положить вместе с книгой в посылку, но, к сожалению, пока не нашла. Надеюсь выслать со следующей посылкой. Мне очень хотелось бы, чтобы ты и твои дети выучили английский язык, он мог бы вам пригодиться.
Желаю, чтобы у тебя все было хорошо с работой. На твоем месте я бы осторожнее относилась к участию в собраниях рабочих, там могут быть доносчики, которые потом все передают хозяину.
На этом заканчиваю и поздравляю тебя и твою семью с Рождеством. Джерри говорит, что ему повезло, что он на мне женился, потому что так он может праздновать Рождество два раза, 25 декабря и 6 января, в день армянского Тзенунд[15].
Мне вас не хватает. Крепко обнимаю,
Мириам.
– Ой, а ведь и правда, почти Рождество, – сказала Сатен, будто только что очнулась от прекрасного сна.
– Да, любимая, – ответил Сероп, обнимая ее и целуя в нос. – С Рождеством!
2
Венеция, 1952 год
Большая группа молодых людей с высоко поднятыми головами энергично шла по мостовой. Она была похожа на темную змею или сороконожку, передвигавшую свои лапки с одинаковой скоростью и в одном и том же направлении. Поднималась на мостики и спускалась, уходила вперед и поворачивала в сторону, но ее форма оставалась неизменной. Никому не позволялось сбиться с шага, отвлечься.
– Мама, смотри! – Маленькая девочка удивленно показала пальчиком.
Мать остановилась. Молодые люди быстро обошли ее, мягко ступая.
– Эти армяне… – проворчала женщина себе под нос, разглядывая каждого, пока они проходили мимо.
Студенты шли колонной по двое. Напомаженные волосы блестели на вечернем солнце. Воротнички рубашек были кипенно-белыми, серые брюки безукоризненно отутюжены, со стрелкой. На бортах синих пиджаков отличного покроя красовалась золотая эмблема.
