В форте, впрочем, тоже не спали. Гранатомёты выстрелили повторно, раскидав по площади ещё несколько дымовых шашек. Они вспухли облаками серого непрозрачного дыма, а я мысленно проклял нашу торопливость — надо было ехать после второго, а ещё лучше — третьего залпа. Тогда бы нас гарантированно прикрыло. Вот так всегда с хорошей мыслей — задерживается она часто с приходом. Что же она так?..
Увидев, что дым вот-вот скроет нас, противник перенёс весь огонь на машины. Несмотря на треск и грохот вокруг, было хорошо слышно, как пули попадают в стальные кузова, видно было, как выбиваются искры. Хлопнуло и спустило заднее левое колесо в моей «копейке», машину потянуло в сторону. Я отстрелял один двадцатизарядный магазин, выпустил по огонькам второй и начал расстреливать третий, как вся наша колонна, наконец… хотел сказать «влетела», но было бы преувеличением: въехала в ворота форта, распахнутые перед нами несколькими солдатами, присевшими за тяжёлыми створками.
— Туда, туда! — кричал кто-то с винтовкой в одной руке и размахивая другой, свободной, показывая нам место, куда мы должны встать.
Место, кстати, между делом было оцеплено взводом погранцов, и к тому же туда были направлены пулемёты аж с трёх «козлов», за которыми виднелись силуэты солдат. Вот так, к вопросу о доверии.
— Всем сложить оружие, никому не двигаться! — крикнул некто с петлицами капитана.
Голос командный, поставленный. Кто бы это?
— Комендант. Капитан Шадрин, — ответил на мой молчаливый вопрос Орри Кулак. — Тот ещё…
Остаётся только поверить гному, который в этом городе отнюдь не в первый раз. Лично меня судьба с капитаном Шадриным пока не сводила.
При ближайшем рассмотрении капитан Шадрин оказался вполне терпимой в обществе личностью. После того, как он отделил зерна от плевел, то есть поручика с Полухиным от всех остальных, он устроил всем перекрёстный допрос на тему: кто есть кто и кто тут что делает? Рядом с ним всё это время стоял тот самый подпоручик в чёрном мундире ведомства, которое сюда не пускают, и всё это время делал некие пассы своим уставным жезлом. От него исходили некие волны Силы, прерывистые и неряшливые — он явно прощупывал нас «Заклятием ключа», пытаясь определить, правду ли мы говорим.
Колдун-подпоручик силы был невеликой. Что и неудивительно: ведь разве сильного колдуна отправят в дальний гарнизон на КПП[28]стоять и из толпы нечисть вылавливать? Сильные при делах больших обретаются, а совсем сильные так и служить не идут, а деньги зарабатывают. А таких, как он, и направляют. От такой его сноровки даже встречного волшебства не нужно — достаточно небольшого усилия, чтобы эдакого неуча обмануть, но я этого делать не стал. Чего мне скрывать?
После предъявления «сыскухи» капитан Шадрин даже отнёсся к нам с неким расположением. Ему уже доложили сегодня, до того, как всё это безобразие началось, о нашем появлении. Я даже спросил, не удержался, не пришла ли телеграмма из Твери для нас, но тут он меня разочаровал: телеграф не работал. С первыми выстрелами в городе связь оборвалась. Кто-то активно ей мешал, причём забив работу всех амулетов дальней связи. Для этого Силы надо много, мало кто так бы сумел. Сразу Пантелей на ум приходит.
Лари бросила заинтересованный взгляд на дверь в гауптвахту, куда отволокли, не развязывая, её пленного. Тут она права — вопросов к Созерцающим накопилось много. И задать их надо как можно скорее. Но было не до того. Противник, разозлённый потерей «Барабана» и тем, что из «Улар-реки» прямо у него перед носом сбежала целая колонна машин, резко усилил обстрел. Треск винтовочных выстрелов стоял такой, что наблюдатели на стене были вынуждены попрятаться, а с верха вниз летели щепки и труха от беспощадно избиваемого пулями частокола.
Где-то завёлся пулемёт, затем второй. А потом раздался знакомый звук, как будто выдернули пробки из бутылок, и с отвратительным тонким визгом на территорию форта прилетели осколочные мины из ротных миномётов, заставив всех стоящих во дворе попрятаться. В ответ не стреляли ни такие же маленькие миномёты, ни артиллерия крепости — огонь сюда вёлся из города, и куда стрелять, было непонятно. Там было полно мирных жителей, которые сейчас отлично выступали на стороне противника в роли заложников, да там ещё отбивались от захватчиков отдельными очагами. В общем, из форта продолжали бить разве что по ближайшим домам, отчего большой пользы не было.
Когда город закладывался, его готовили к обороне от внешнего врага, а такой простой способ захвата, как сегодня, откровенно прошляпили. Решили, что мощный гарнизон с комендатурой купно такого безобразия не допустят. А ведь просто как мычание — серией мелких нахальных нападений на всё подряд растащить гарнизон по всей территории ответственности, а затем захватить городишко силами «караванной охраны» и «пятой колонны», которая здесь всегда жила и процветала. А прорываться разбредшемуся по долинам и по взгорьям гарнизону обратно не так просто: противник ведь наверняка не поленился засады устроить на путях вероятного подхода неизвестно где блуждающих патрулей.
Сначала я бросился к своей машине и отогнал её за заднюю стену какой-то казармы — туда, куда вероятность попадания мины была самой минимальной. Ну ладно, если мина из «ротника» прилетит — это ещё ничего, а вот как начнут нас завтра сипаи жарить из полковых? Тогда что? Гаси свет тогда, что ещё…
Пока мы суетились во дворе, Иваныч с управительницей под командованием Полухина утащили еле переставлявшую ноги Машу в одну из казарм. До подхода артиллерии противника особо опасаться обстрела в зданиях не следовало, вот её и уложили на солдатскую койку. Мы с Лари зашли к ней, присели рядом, подтащив табуретки.
— Дорогая, как ты? — улыбнулась колдунье наша нечисть.
— Только не приставай сейчас! — притворно испугалась Маша.
Кровотечение из носа у неё уже остановилось, но вид всё равно был такой, что краше в гроб кладут. К тому же кровь с лица она не стёрла, а скорее размазала, поэтому была похожа на вампиршу, у которой проблемы с застольным этикетом. Лари извлекла из кармана сверкающий белизной носовой платок и стала стирать следы крови с лица колдуньи.
— И всё же, как ты? — с сочувствием спросила демонесса.
— Чуть-чуть очухалась, — вздохнула Маша. — А вот сразу после того, как щит продавила, думала, умру на месте. Сознание потеряла, даже не знаю, как внизу оказалась.
— Иваныч с управительницей и с женой Полухина тебя снесли, — сказал я. — Говорят, ты вообще без сознания была. На-ка вот, выпей…
Я достал из внутреннего кармана куртки плоскую серебряную фляжку, отвинтил пробку и протянул Маше. Та осторожно взяла её и чуть не выронила — спасибо, Лари успела подхватить. Затем Маша понюхала с подозрением содержимое и спросила меня:
— А это что?
— Коньяк, — пояснил я. — Хороший, армирский, двадцатилетний. Он тебе сейчас лучше любого лекарства будет.
