Медленно, высоко подняв голову, держа руки перед собой, Равелла прошла по комнате. Когда она подошла к герцогу, то присела в глубоком реверансе.
— Ваша светлость, — пробормотала она.
Герцог поклонился со своим прославленным изяществом.
— Ваш слуга, мисс Равелла.
— Так лучше, да? — весело спросила она.
— Гораздо лучше, — мрачно ответил герцог.
— А теперь, мой пекки, могу я сказать вам о своей идее?
— Как вы назвали меня?
Равелла смущенно отвернулась:
— О, простите, это само выскользнуло. Я назвала вас «пекки», немного похоже на «дедди» — папа. Так я думаю о вас. Опекун — слишком торжественно, а ваша светлость — слишком официально.
— Тогда пусть будет пекки, — слабо улыбнулся он.
— Ой, спасибо. Так удобнее и больше по-домашнему.
— Два этих слова вряд ли можно применить к нашим отношениям или к нашему окружению, — сказал герцог.
— Почему же? В конце концов, я думаю, это очень приятный дом. У меня прелестная комната, и вы знаете, у миссис Мохью шесть котят. Я собираюсь посмотреть на них завтра. Они еще не открывают глазки.
— А кто такая миссис Мохью?
Равелла удивилась:
— Она же ваша экономка. Конечно, вы знаете ее. Она здесь уже больше двадцати лет, так она мне сказала.
— Да, да, конечно. Боюсь, не сразу понял, о ком вы говорите. Я редко вхожу в подробности относительно домашних животных миссис Мохью.
— Я люблю котят, — призналась Равелла, — хотя и не так сильно, как лошадей.
— Вы умеете ездить верхом? — спросил герцог.
— Конечно! И, ох, об этом я и хотела поговорить с вами.
— Да, конечно! Та самая идея, которая заставила вас так стремительно войти в комнату.
— Правда! Это чудесная идея, и вы согласитесь, вы должны!
— Я редко соглашаюсь с идеями других людей, чудесны они или нет. Но готов выслушать вас.
— Благодарю, — просто сказала Равелла. — Пока я была наверху, я думала о лорде Роксхэме и об ужасных деньгах, которые заставляют людей вести себя так, как он. Видите ли, пекки, если вы согласитесь, я могла бы переодеться мальчиком и стать вашим пажом. Я знаю, это звучит смело, — быстро проговорила она, увидев выражение его лица, — но я уже переодевалась мальчиком раньше, когда никого не было, конечно. Когда мы с папой жили в нашем маленьком доме в Уэльсе после смерти мамы, мы были далеко ото всех. Папа покупал лошадей. Он обучал их, а потом продавал. Я помогала ему. Вы же знаете, что такое необъезженная лошадь. Поэтому, когда мы работали с ними, я надевала бриджи, и папа говорил, что я выгляжу как мальчишка. Пожалуйста, пекки, позвольте мне стать мальчиком, и тогда никто не станет беспокоиться обо мне или о моих деньгах. Пожалуйста, скажите «да»!
Равелла затаила дыхание. Герцог, как бы размышляя, поставил пустой стакан на стол прежде, чем заговорил. Он явно забавлялся, отвечая:
— Кроме морального аспекта такого предосудительного поведения, моя дорогая Равелла, боюсь, вы забыли, что для света вы уже — из-за завещания вашего дяди — достаточно известная молодая женщина. Скрыться теперь вам будет трудно. А мне вернуться в Лондон с хорошеньким пажом вместо богатой подопечной — вызвать слишком большую сенсацию даже для меня.
Равелла вздохнула:
— О господи, я забыла, что кто-нибудь может знать обо мне или предполагать увидеть меня. Но надо ли нам возвращаться в Лондон? Разве мы не можем остаться здесь?
— На неопределенное время?
— А почему нет? Я люблю деревню. Правда, вы можете заскучать, я думаю.
— Боюсь, это мягко сказано. Нет, Равелла, не надо оглядываться назад. Вы должны ехать в Лондон и занять соответствующее положение в обществе. Но не будем торопиться. Линке в вашем распоряжении.
— О, спасибо! — воскликнула Равелла.
В первый раз, как она вошла в комнату, девушка осмотрелась:
— Мне кажется, это очень красивая комната.
— Благодарю вас, — произнес герцог с намеком на сарказм в голосе. — Гобелены пятнадцатого века, резьба Гиббонса, а большинство картин кисти Ван Дейка.
— Вся сложность в том, — доверчиво сказала Равелла, — что я ничего не знаю о таких вещах.
— Тогда я умоляю вас не говорить так. Светские молодые леди знают все и принимают вид мудрости или близкого знакомства со всем лучшим или драгоценным.
Равелла внезапно села на стул.
— Это бесполезно. Вы не сможете сделать меня светской дамой с деньгами или без них.
— Посмотрим. Но вы, наверное, голодны. Позвольте предложить вам что-нибудь поесть. Боюсь, выбор небогатый, потому что повар не ждал нас к обеду.
— Нас? — переспросила Равелла.
— Конечно. Я оказался в окрестностях Милдью именно потому, что ехал навестить вас.
— О, а я не поняла. Я думала, вы случайно оказались на дороге, а вы ехали ко мне! Какой вы добрый!
Герцог поспешно отвернулся от поднятых к нему синих глаз.
— Кусочек оленины? — спросил он. — Или рекомендую очень нежного ягненка.
Равелла посмотрела на стол.
— Сколько еды! — произнесла она с благоговением. — Для многих людей этого хватило бы на год.
— Боюсь, я не готов к решению математических задач, — заметил герцог.
— Я придумала еще кое-что!
— Надеюсь, на этот раз без переодеваний?
— Нет, нет, и это не обо мне. Это о старом Адаме и его сыне. Это наши слуги. Адам совсем старый. Он служил папе больше тридцати лет. Он был лакеем у дедушки, потом стал слугой папы. Когда мы жили в Уэльсе, он готовил и убирал в доме. Мы не могли позволить себе много платить ему. Не знаю, как он живет теперь, хотя Бен, сын Адама, может работать на ферме или в поле, но не может получать нормальную плату, потому что у него что-то с ногой. Я часто думаю о них. Нельзя ли послать им немного денег? Я имею в виду из моих, достаточно для того, чтобы они купили коттедж и не заботились об оплате.
Герцог, резавший мясо, ответил не сразу.
— Мне казалось, вы решили вернуть состояние семье Роксхэма?
— Да, конечно, когда вы позволите мне, — сказала Равелла. — Но может быть, если денег так много, они не будут возражать против небольшой суммы, чтобы облегчить жизнь старого Адама и избавить Бена от беспокойства. На самом деле пустяк для богатых им покажется огромной суммой. Можно так сделать?
— Вы должны сами сказать Хоторну, что нужно сделать, — пояснил герцог. — Это ваше первое пожелание, Равелла. Интересно, каким будет второе.
— Так я смогу помочь им? Пекки, вы самый добрый человек на свете!
Герцог с ножом повернулся к оленине.
