Заговорив с ним, я перешла черту. А он не обратил на меня внимания. Это меня обескуражило и разозлило. Я в бешенстве ушла прочь.
Любопытство взяло верх, и я вернулась на следующий день. Словно бы бросая вызов, я села под тутовым деревом и через несколько секунд услышала:
– Салам.
Я напряглась, в лицо бросилась краска: я уверилась в том, что переступила черту. Неожиданно мне стало стыдно и страшно. Вскочив, я пробормотала ответное приветствие и, не поднимая глаз, помчалась домой.
Мне тогда приходилось нелегко. Уже две недели Кокогуль весело намекала, что к нам вот-вот придут гости из одной богатой семьи. У них был сын, красивый молодой человек, которому, скорее всего, предстояло пойти путем своего отца. Падар-джан иногда встречался по делам с отцом юноши. И ага Фируз очень хотел породниться с нашей семьей, ведь падар-джан унаследовал влияние и репутацию дедушки. Эти надежды на процветание и привели в наш дом жену аги Фируза.
Я беспокоилась. Как и любая девушка, я мечтала, что ко мне посватаются, что моя семья откажет нескольким настойчивым претендентам, пока мы не выберем достойного. Сватовство выглядело заманчиво. А еще возникало чувство, что целая семья добивается меня. И, конечно же, пышный праздник и щедрые подарки, когда дело будет слажено.
Но что-то шло не так. Все это выглядело как-то неискренне и меркантильно. Кокогуль подошла ко мне в пятницу, когда отец отправился на пятничный джума-намаз. На ней было только что выглаженное платье и самая лучшая чадра из тонкого лилового шифона с чуть более темной кружевной оторочкой. Весело напевая, Кокогуль вошла в кухню, где я готовила перекус из лаваша и грецких орехов.
– Сегодня к нам зайдут жена и дочь аги Фируза. Почему бы тебе не сделать прическу и не надеть что-нибудь нарядное? Например, то бордовое платье. Когда они придут, ты можешь подать чай и соленое печенье. Ни в коем случае не сладости! Не знаю точно, зачем они сюда собрались, поэтому не хочу выставить нас на посмешище.
Сладости подавали семье жениха, давая знать, что сватовство принято. Это означало согласие выдать дочь замуж. Самонадеянной поспешностью было бы подавать засахаренный миндаль или шоколад во время первого визита.
– Если услышишь, что я прошу чай, это означает, что нужно войти в комнату и обслужить гостей. Ты только подашь чай, больше ничего делать не нужно. Глазеть на тебя и высматривать детали у них не получится, мы просто закинем наживку. Ставишь на стол чашки, вежливо предлагаешь печенье и возвращаешься в кухню. Потом, если услышишь, что я прошу печенье, в комнату больше не входи. Пусть поднос с печеньем принесет кто-то из твоих сестер.
Это была стратегическая игра, и Кокогуль не хотела показывать свои козыри, пока соперники не откроют карты.
У меня пропал аппетит. Я отправилась приводить себя в порядок. Перебирая вещи в шкафу, я пыталась придумать, как бы отделаться от участия в этом заранее спланированном приеме гостей, и никак не могла понять, почему остерегаюсь того, чего ожидает с нетерпением каждая девушка. Мне хотелось затеряться в саду.
В ворота постучали. Наджиба поспешила встречать гостей. Она провела их через наш скромный двор и сад. Кокогуль с нетерпением ждала у входа в дом. Из окна на втором этаже я видела, как две женщины почти одновременно сложили вышитые покрывала и перекинули их через плечо. Кокогуль и гостьи поцеловались и обменялись какими-то шуточками, а потом она провела их в дом. Я на цыпочках вышла на лестничный пролет послушать, что будет дальше.
У старшей из женщин – низенькой, плотной и седоволосой – была злокачественная родинка над левой бровью. Опущенные уголки губ придавали жене аги Фируза вечно недовольное выражение. Она смотрела по сторонам, оценивая убранство в нашем доме и сравнивая его со своим. Кокогуль усадила женщин на резную софу, которую баба-джан подарил моим родителям на свадьбу.
Дочь аги Фируза держалась так же, как мать, а вот внешне очень от нее отличалась. Она была дюймов на шесть выше и вдвое тоньше. Густые брови выгибались, словно нарисованные, над подведенными сурьмой глазами. Ярко-розовая помада идеально подходила к оттенку ее платья. Женщина казалась почти хорошенькой, пока я не увидела ее вежливую улыбку, обращенную к Кокогуль. Даже издалека я разглядела безобразные щербатые зубы. Что-то сжалось у меня в животе, хотя я и не поняла, отчего моя инстинктивная реакция на эту улыбку оказалась именно такой.
Я достаточно хорошо знала Кокогуль. Скорее всего, в тот момент она оценивала дочь аги Фируза и думала о том, как рядом с ней буду выглядеть я. Ее взгляд, как и у жены аги Фируза, быстро схватывал детали, пока она определяла, что обо мне подумают гостьи. Красавицей я не была, но унаследовала светлую гладкую мамину кожу и темные волосы. Я понимала, что Кокогуль уже подсчитывает дополнительные доходы от сотрудничества наших семей. Если бы мой отец помог аге Фирузу открыть текстильное производство в новых местах, оба извлекли бы из этого выгоду.
– Ферейба-джан, принеси, пожалуйста, чаю нашим дорогим гостьям! Если в такую погоду выйти на улицу – в горле сразу пересыхает. Жарко в последнее время, правда? – наигранно произнесла Кокогуль.
Я спустилась по скрипучим ступенькам и прошла в кухню. Расставила фарфоровые чашки Кокогуль на серебряном подносе и отнесла в гостиную. Все взгляды устремились на меня. Мое лицо горело. Я не поднимала глаз от подноса, вцепившись в него так крепко, что костяшки пальцев побелели.
– Салам, – тихо поздоровалась я, ставя чашку перед женой аги Фируза.
– Уа-алейкум, милая девушка, – ответила она, алчно улыбаясь, – мир тебе.
Складки чадры скрывали мои пылающие румянцем щеки. Изо всех сил стараясь сдержать дрожь, я поставила вторую чашку перед ее дочерью, а затем предложила им печенье. Дочь аги Фируза, растянув губы, схватила с блюда две штучки. Увидев эту улыбку вблизи, я снова вздрогнула, но на этот раз поняла причину: эта женщина ухмылялась своим щербатым ртом так же, как мальчишка-распутник с рынка.
Если бы я не успела поставить чашки, то теперь непременно опрокинула бы поднос, так у меня задрожали руки. Не поднимая головы, я быстро вышла из гостиной. Я слышала, как жена аги Фируза непринужденно спрашивает у Кокогуль, можно ли мне присоединиться к их чаепитию. Но Кокогуль, продолжая меня расхваливать, отклонила приглашение. В кухню выпить стакан воды зашла Наджиба – как обычно, спокойная и рассеянная, не замечающая ничего вокруг.
– Наджиба, побудь здесь на случай, если мадар-джан позовет. Подожди немного, а потом принеси им, пожалуйста, еще чаю. У меня голова кружится, мне нужно прилечь.
Облизнув губы, Наджиба взглянула на меня и ласково ответила:
– Хорошо, Ферей.
Я поцеловала ее в щеку, вышла из кухни через черный ход и, стараясь ступать как можно тише, пробралась на второй этаж.
Привалившись к стене, я слушала, как колотится сердце, и молилась, чтобы посланницы аги Фируза скорее ушли.
Ферейба
6
