Крис на какое-то время замерла.
— Мистер Тайнан, вы скорее всего невиновны. Вы абсолютно правы в том, что мой отец никогда бы не доверил меня злодею. Да, именно так. Поэтому вы либо невиновны, либо совершили не тяжкое преступление. Например, что-то вроде нарушения обязательств.
Улыбнувшись, Крис опять заработала руками, однако теперь она не только втирала мазь, но и массировала широкую спину Тайнана.
— Ну, насколько я близка к истине? — спросила она и, когда Тайнан не ответил, засмеялась. — Видите ли, мистер Тайнан, мы сами даем ключ к себе, как бы мы ни старались утаить его. Уверена, мистер Прескотт и не подозревает, что при каждом движении вы испытываете боль. Если внимательно понаблюдать за людьми, можно многое узнать о них.
Крис продолжала втирать мазь и массировать его спину и плечи, пока Тайнан полностью не расслабился. Его дыхание стало ровным и размеренным. Он задремал. Крис, в которой проснулся материнский инстинкт, ужасно захотелось привезти этого человека домой, кормить его и ухаживать за ним, смотреть, как он выздоравливает. Интересно, подумала она, видела ли его миссис Санберри, отцовская экономка? Если видела, то он наверняка ей понравился.
Улыбаясь своим мыслям, Крис положила к себе на колени руку Тайнана и принялась осторожно втирать мазь в воспаленное запястье.
— Там не больно, — сквозь сон пробормотал Тайнан, но руку не убрал.
— Я подумала о миссис Санберри.
— Черносмородиновый кобблер, — сказал Тайнан. — С корицей.
Крис рассмеялась.
— Значит, ты с ней познакомился. Думаю, ты ей понравился.
— Как бродячая собака, которую приютили в доме?
— Ты, возможно, и бродячий, но не собака. Тай, а где ты родился?
Тайнан попытался подняться, однако Крис рукой надавила ему на плечи.
— Ладно, больше никаких вопросов, только не сердись. Было бы жаль испортить такой день гневом. — Крис запустила пальцы ему в волосы и принялась массировать голову.
— Тебе нравится работать газетным репортером? — спросил Тайнан.
— Да, во всяком случае, нравилось. Но в последнее время я стала уставать от этого. Мне двадцать восемь, а работать я начала в восемнадцать. Большой срок. Мне уже хочется… не знаю, что мне хочется, но чего-то большего.
— Семьи и детей?
Она засмеялась:
— Ты беседовал с моим отцом. Он рассказал тебе, как ему удалось вернуть меня в Вашингтон? Как он солгал мне? Я тогда работала в Нью-Йорке, и он послал мне телеграмму, в которой сообщалось, что он при смерти. Я плакала всю дорогу, пока ехала из одного конца страны в другой. А когда грязная, уставшая, охваченная ужасом приехала домой, то обнаружила, что он скачет верхом на мустанге и наслаждается жизнью.
— Тебе повезло, что у тебя есть отец.
— А у тебя?
— Я его не знаю.
— А мама?
— Она умерла.
— О, — вздохнула Крис. — И как давно ты живешь один?
— Всегда. Может, взглянешь на мою ногу, и покончим со всем этим? Мне нужно разведать тропу и выяснить, не исчезла ли она за эти годы.
Крис с неохотой убрала руки. Тайнан повернулся и сел. На мгновение их взгляды встретились. Крис хотелось, чтобы это чарующее мгновение длилось вечность, но Тайнан отвернулся.
— В тюрьме я был в большей безопасности, — пробурчал он. — Вот! Займись моей ногой. Хоть какое-то время будешь при деле.
Крис со вздохом отвела взгляд от его лица, посмотрела на ногу и ахнула. Вся ступня была в волдырях, часть которых уже превратилась в кровоточащие раны.
— Новые сапоги и отсутствие носков, — подытожила она. — Почему ты надел их на босу ногу, даже не разносив?
— Пришлось. Вчера вечером так утанцевался, что мои туфли не выдержали и развалились, — с наигранной грустью ответил Тайнан.
Крис рассмеялась:
— Я забинтую ступню и выясню у мистера Прескотта, есть ли у него лишняя пара носков.
— Нет! — поспешно возразил Тайнан. — Мне не нужна милостыня.
Крис уставилась на него в полном изумлении.
— Ладно, — после непродолжительной паузы сказала она. — Но в первом же городе мы купим тебе носки. Ведь мой отец заплатил тебе за работу, верно?
— Да, — ответил Тайнан, наблюдая за тем, как она бинтует ему ступню.
Крис провела рукой по его щиколотке, на которой увидела такую же воспаленную полосу, как на запястьях.
— Кандалы? — спросила она.
Тайнан сделал вид, будто не услышал ее вопроса.
— Почему же ты решилась преследовать Леньера?
— Не знаю. Кто-то должен. Джон Андерсон уже, наверное, печатает статью. Каждый раз, когда люди узнают, что индейцы убивают миссионеров, они начинают ненавидеть их еще сильнее. Но на этот раз миссионеров убивали не индейцы, а Хью Леньер, и я подумала, что будет несправедливо, если опять обвинят индейцев.
— И тебя не волнует, что белый, человек, твой хороший знакомый, может потерять все?
— Миссионеры и так все потеряли, — тихо проговорила Крис.
— Никогда не видел, чтобы женщина в перестрелке вела себя так, как ты вчера. Что, бывала в переделках?
— Бывала, — ответила Крис.
— Я считал, что женщинам твоего типа хочется сидеть дома и растить детей.
— Что значит — женщинам моего типа? Я просто еще никогда не любила. А ты? — Крис не заметила, как ее пальцы непроизвольно сжали его щиколотку.
— Несколько раз. Эй! У тебя острые ногти!
— Прости, — пробормотала она, опустив голову.
— А какое тебе дело до того, любил я когда-нибудь или нет?
— Естественно, никакого, — холодно сказала Крис и разжала пальцы. — Я всегда всех расспрашиваю о жизни.
— Послушайте, мисс Мэтисон, я действительно человек не вашего типа, поверьте мне. Я бродяга, притягиваю к себе неприятности. Можете спросить у Элси. Она выдала меня, потому что терпеть меня не могла.
Крис улыбнулась.
— Вероятно, ты просто не уделял ей достаточно внимания.
Тайнан откинулся назад, оперся на локти и стал наблюдать за птицей в небе.
— После двух лет в тюрьме мужчина отдает женщине типа Элси все свое внимание, до последней капли.
Крис вдруг стала сосредоточенно разглядывать бинт, которым перевязывала его ступню.
— Если тебе нравятся женщины вроде нее, твое дело. Только я сомневаюсь, что ты видел их без корсета.
Тайнан посмотрел на нее. Его глаза лукаво блестели.
— Что, толстые?
— У них в талии не менее двадцати семи дюймов[1]. Может, в верхней части они и пышные, но к двадцати двум годам вся эта пышность обвисает и… — Ужаснувшись собственным словам, Крис замолчала. — Надевай сапоги, — велела она. — Позаботься о том, чтобы какая-нибудь толстуха через день-два сделала тебе перевязку. Как я понимаю, тебе очень нравятся пышнотелые женщины, а я для тебя слишком костлява.
