Им известно, что для Коннера Сент-Джорджа покупка Драконова Ручья — не просто сделка. Им известно, что он готов отдать все, лишь бы вернуть семейное достояние.
Выпивка не помогала расслабиться. Коннер оттолкнул стакан с такой силой, что виски выплеснулось. И что теперь — отказаться от сделки? Первое правило бизнесмена — «Не увлекайся». В деловом мире нет места для гнева, злобы, сентиментальности и тому подобной эмоциональной чепухи. «Деньги делаются головой, а не сердцем» — таков был девиз его отца. Не одну сотню раз слышал эту фразу Коннер, и смертный грех дяди состоял в том, что он не смог противиться велениям сердца.
Коннер знал, что должен отступить. Нынешние владельцы Драконова Ручья считают, что он на крючке, и сделают все, чтобы слопать его вместе с деньгами Сент-Джорджей. Умная рыба соскакивает с крючка, глупая — бьется и мечется, заглатывая его все глубже…
Черт возьми! Не иначе, Марлин снова включила отопление! Дышать невозможно! Он сорвал с себя галстук, сбросил пиджак и открыл балконную дверь. Холодный ветер ударил в лицо и вмиг отрезвил, хоть до этой секунды Коннер и не замечал, что пьян. Сколько же он выпил на деловом ужине? Не помнит. Значит, слишком много.
Он вышел на балкон; ветер набросился на него, растрепал волосы, начал рвать рубашку с плеч. В лицо ударили ледяные струйки дождя.
— Мистер Сент-Джордж!
Сперва Коннер не понял, откуда доносится голос. Наконец ему удалось разглядеть в полумраке — Хилари Ферфакс стояла на своем балконе, всего в каких-нибудь восьми футах, немного повыше его. Выбирая для нее комнату, Коннер не подумал о том, как близко окажется гостья от его собственного кабинета и спальни.
Девушка наклонилась над перилами; длинные распущенные волосы рассыпались по плечам. В ночной рубашке из мягкой ткани, с высоким воротом, длинными рукавами и подолом ниже колен она походила на какую-то шекспировскую героиню.
— Мистер Сент-Джордж!
Хилари повернула голову, и свет, падающий из ее комнаты, осветил нежный профиль — мягкий абрис щеки, темную впадину глаза и уголок рта. Губы казались припухшими, словно она плакала… или целовалась.
Целую вечность Коннер, словно новый Ромео, стоял на своем балконе и не отрывал от нее глаз, прислушиваясь к неожиданной (хоть и хорошо знакомой) реакции своего тела. Внезапное возбуждение удивило и разозлило его. В чем дело? Неужели год воздержания довел его до такого состояния, что он, словно подросток, заводится от вида первой встречной с пухлыми губками?
К тому же он ей даже не нравится. Коннер хорошо помнил, каким суровым, осуждающим взглядом смотрели на него зеленые глаза Хилари. «Что вы с ней сделали?» — спросила она, ни на секунду не усомнившись, что во всем виноват он и только он. Они знакомы всего два дня, а в ее глазах он уже превратился в негодяя!
Что ж, отлично. Он готов смириться, если это поможет невестке. Пусть Хилари Ферфакс его ненавидит. Эка важность! Не собирается же он, в самом деле, крутить с ней роман? Да нет, это просто смешно!
Однако упрямое тело отказывалось прислушиваться к доводам разума, и от этого внутреннее смятение Коннера только увеличивалось. Он поднял на Хилари тяжелый взгляд.
— Вам не кажется, что можно называть друг друга по именам? Мы собираемся жить в одном доме, а все эти формальности, согласитесь, утомительны.
Коннер мысленно поздравил себя с тем, что голос его звучит холодно и спокойно. По крайней мере она не догадается, какой жар сжигает его изнутри.
— Хорошо. — Хилари выпрямилась, и прядь волос упала ей на лицо. — Коннер, я рада, что вы еще не спите.
Он едва не рассмеялся в ответ на это невинное замечание. В последнее время он не ложился раньше двух, а засыпал и того позже.
— Вот как? — с иронией в голосе спросил он. — Почему же?
— Я надеялась поговорить с вами.
Коннер демонстративно взглянул на часы, хоть в темноте и не мог разглядеть время.
— Сейчас?!
Хилари кивнула, и блики света заплясали на ее медных волосах.
— Если вам не трудно, — вежливо добавила она. — Если вы не слишком устали. Мне кажется, лучше нам поговорить, пока Марлин спит.
— Хорошо. — Он пожал плечами. — У меня в кабинете, идет?
Она снова кивнула.
— Хотите, я поднимусь и провожу вас вниз?
Хилари покачала головой, и луч света скользнул по ее лицу.
— Я найду дорогу, — ответила она и исчезла в комнате.
Коннер почти обрадовался этому резкому отказу. Ему требовалось время, чтобы прийти в себя. Быть может, чертов холод, щиплющий кожу, обострил его восприятие и заставил так остро ощущать ее присутствие? Он вошел в комнату и захлопнул за собой дверь.
Надо бы еще выпить. Спиртное притупляет ощущения. Именно это ему сейчас и нужно.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Едва увидев его, Хилари пожалела, что не стала ждать до утра. Коннер выглядел усталым и раздраженным. Галстук криво болтался на шее, словно хозяин в гневе пытался сорвать его с себя, но не довел дело до конца. Белая рубашка измята, рукава засучены, обнажая мускулистые, покрытые темными волосами руки.
Хуже того — в полумраке балкона Хилари не заметила, что он пьян. И, судя по мрачному взгляду, спиртное не улучшило его настроения. Скорее наоборот. Да, не самый подходящий момент выбрала она, но отступать было поздно.
Он даже не встал при ее появлении — просто ткнул рукой со стаканом в сторону стула, приглашая сесть.
— Разговор будет о Марлин, насколько я понимаю?
— Да. — Хилари села в кресло с прямой спинкой, стоящее возле стола. Ей было неуютно; чувствовала она себя так, словно пришла просить об одолжении. Очевидно, на это и рассчитывал Коннер. — Да, разумеется.
— Разумеется. — С тяжелым вздохом он заворочался в кресле; затем поставил стакан на стол и, казалось, тут же забыл о нем. — Вам удалось с ней поговорить?
Хилари кивнула.
— Мы провели вместе весь вечер. Естественно, поговорили.
— Не так уж это естественно. — Он вспомнил о своем стакане и, поморщившись, опрокинул себе в рот остатки виски. — Со мной Марлин может часами сидеть в одной комнате, не вымолвив ни одного слова. Да, обливать человека презрением — это она умеет! Кажется, ее личный рекорд — четыре часа.
Хилари не знала, что ответить. Она заерзала в жестком кресле, вдруг почувствовав, что комната промерзла насквозь. Должно быть, Коннер долго стоял на балконе, не закрывая двери. Хилари украдкой потерла замерзшие руки.
И тон его, мягко говоря, теплым не назовешь. Чего он хочет? Извинений за поведение Марлин? Не дождется! Пока что трудно сказать, кто из них виноват в этих взаимных обидах.
— Думаю, это неприятно вам обоим, — заговорила она, стараясь найти компромисс. — Должно быть, в такие минуты оба вы чувствуете себя одинокими.
