Он мягко рассмеялся, его рука, держащая ее за локоть, вдруг поднялась выше и прижала к себе так сильно, что Амели могла почувствовать, как его смех отдается вибрацией в ее груди. Они вышли во двор и окунулись в вязкие сладкие запахи иссиня-черной ночи.
— О нет. В саду слишком много людей. Если бы я действительно хотел сделать это, я увел бы тебя в более укромное местечко.
— В свою берлогу? — посмеялась над ним Амели, твердо решив не выдавать своего смущения.
— Ты напоминаешь мне беспомощного котенка, выпустившего все свои острые коготки. Берегись, а то я рискну научить тебя мурлыкать от удовольствия и выпускать коготки только в порыве страсти…
— Мы еще не на публике! — Это все, что Амели смогла придумать в ответ. Она мысленно поблагодарила окружавшую их темноту за то, что та скрывает ее пламенеющие щеки. — Поэтому повремени со своим сценарием, пока мы не окажемся там!
Они пересекли сад и подошли к каналу. Лейн поднял руку и подозвал одного из гондольеров, который ждал в нескольких метрах от них.
— Это не самый близкий путь к ресторану, зато самый расслабляющий… — сказал он ей на ухо, пока гондола, покачиваясь, приближалась к ним.
Пока Лейн помогал ей сесть в гондолу, Амели в отчаянии пыталась припомнить, есть ли что-либо более романтическое, чем гондола. Или более банальное, сердито одернула она себя.
Искусное освещение превратило окружающие канал сады во что-то таинственное и магическое, воздействующее на зрение, слух и обоняние. Над ними висело облако ароматов цитрусов и жасмина, вдалеке были видны вспышки фейерверков, сопровождаемые едва слышными хлопками. Проезжая мимо очередного дворика, они увидели, как пожиратель огня демонстрирует свое искусство группе завороженных подростков, а «купец» собирает свои товары и грузит их на верблюдов, якобы для того, чтобы отправиться в пустыню.
Пустыня! С тех пор, как она приехала в Марокко, Амели очень хотела попасть в пустыню. Тетя могла с энтузиазмом говорить о магазинах и бутиках, но Амели было интересно совсем иное. Зов пустыни был для нее как песня сирен для моряков, он нашептывал ей, что Амели принадлежит пустыне и никому другому.
Глубоко погруженная в свои мысли, она вздрогнула от неожиданности, когда Лейн тронул ее за руку. Гондола заворачивала в маленькую заводь. Амели увидела, что от самой воды до ресторана ведет покрытая красным ковром лестница.
Несколько людей стояли у входа в ресторан и наблюдали за приближающейся лодкой. Амели показалось, что Лейн слишком фамильярно обнял ее, когда помогал выбраться из гондолы. Вдвойне неприятно было то, что это проявление почти сексуальной интимности было сделано на виду у других людей.
— Перестань, — запротестовала она, когда Лейн мягким движением отвел растрепавшиеся волосы от ее лица. — Может быть, женщинам, которые платили за твою одежду, нравилось, когда их лапают на публике, но мне это не нравится.
В ту же секунду Амели поняла, что на этот раз зашла слишком далеко. Его тело так напряглось, что стало больше походить на камень, а в глазах зажегся опасный огонек.
Было бесполезно объяснять ему, что страх перед реакцией собственного тела заставил ее сказать эти опрометчивые и глупые слова. Гордость крепко сомкнула ее губы. Поэтому, не сказав ни слова извинения, Амели лишь выше задрала подбородок. Глядя на нее, Лейн криво усмехнулся и ответил ей преувеличенно мягким и тихим голосом:
— К твоему сведению, ни одна женщина никогда не платила за мою одежду. А твое замечание насчет «лапания» я оставлю без внимания только потому, что ты девственница, и это спасает тебя от последствий подобных комментариев. Но остерегись делать их далее!
Крепко закусив нижнюю губу, Амели повернулась и пошла по красному ковру. Ни за что на свете она не призналась бы даже самой себе, как ей не хватает теперь успокаивающего прикосновения его руки. Она рассеянно смотрела, как другие пары заходят в ресторан: мужчины, одетые в бурнусы, и статные женщины, чьему горделивому достоинству Амели не могла не позавидовать.
— Еще вина? — спросил Лейн, когда официант снова приблизился к их столу с бутылкой в руке.
Амели покачала головой и накрыла бокал рукой. Ей очень понравилась еда, приготовленная в типично французском стиле. Она напомнила ей о первом ужине в ресторане, который ей устроили родители в день шестнадцатилетия. Все, начиная от декора и блюд, и заканчивая нежными огоньками свечей на столах, было совсем как в те счастливые времена!
— Тогда кофе? — предложил Лейн, прерывая ее мысли.
Она согласно кивнула. Пожалуй, мне надо оставаться настороже, подумала она, глядя, как Лейн передает ее заказ официанту, иначе не замечу, как поверю в сказку, которую сама же и сочинила. Ее компаньон по обману столь хорошо играл свою роль влюбленного, что, пожалуй, мог убедить даже самого придирчивого зрителя. У него в таких делах большой опыт, угрюмо напомнила себе Амели.
Отправляя в рот последнюю порцию восхитительного жаркого, Амели подумала о том, что за стоимость ужина ей придется выложить добрую половину своих дорожных чеков. Но иного выхода из сложившейся ситуации просто нет.
Почувствовав на себе чей-то взгляд, она посмотрела в сторону соседнего столика. Увидев, что не один, а сразу несколько людей внимательно смотрят на нее, Амели от неожиданности смутилась и начала краснеть.
Прибытие официанта с кофе отвлекло ее, но она могла поклясться, что Лейн слегка покачал головой, когда один из мужчин за соседним столом начал подниматься с явным намерением подойти.
Как только официант ушел, Амели спросила:
— Кто это?
— Кого ты имеешь в виду? — нахмурившись, спросил Лейн.
— Мужчина, на которого ты только что посмотрел, — сказала она. — Он собирался подойти, но ты…
— Я ни на кого не смотрел, — ответил Лейн.
— Нет, смотрел, — продолжала настаивать Амели. — Я видела.
— Ты все придумываешь. Кого ты имеешь в виду? Покажи на него пальцем.
Амели немедленно так и сделала, но, когда Лейн преувеличенно внимательно посмотрел на указанного ею человека, тот с недоумением взглянул на них в ответ, словно видел в первый раз, а потом равнодушно отвел взгляд.
Иронически подняв одну бровь, Лейн улыбнулся Амели, и та сердито поджала губы. Да, она ошиблась, но вслух это признавать не собиралась!
— Может быть, потанцуем? — предложил Лейн. — Ведь мы должны поддерживать свой имидж любовников, несмотря на твой невинный вид…
Амели со стуком поставила чашку с кофе обратно на стол.
— Ну все, хватит, — решительно сказала она. — Начиная с этого момента, каждый раз, когда ты будешь упоминать о моей… невинности… Короче говоря, за слово «девственница» я буду вычитать десять франков из причитающейся тебе суммы! Я плачу тебе за то, чтобы ты помог мне избежать нежелательного брака, а не за то, чтобы ты то и дело обсуждал то, что тебя не касается!
