Двое мужчин на передних сиденьях машины: один, справа, велит другому, за рулем, выйти, тот не хочет. Тот, что за рулем, разменял пятый десяток, интеллигентной наружности, кабинетного склада, его уму открыто многое, но он не дрался с детства и не припомнит, чтобы хоть раз побеждал. Другой мужчина носит черную бороду, на нем джинсы, и он кажется уверенным в себе. Кабинетный мужчина не вооружен ничем, кроме авторучки и очков для чтения. Бородатый оружия тоже не предъявил, но, похоже, знает, что он в состоянии добиться своего. Вопрос: как поступить кабинетному мужчине, чтобы его не выкинули из машины?
— Я просто тебе говорю, что делать, и тогда будет без никакого насилия.
— Каким насилием вы мне угрожаете?
Бородатый вышел из машины справа. Он обогнул машину сзади и подошел к водительской двери. Те секунды, которые у него это заняло, Тони Гастингс восхищался его убежденностью в том, что Тони не уедет или его не собьет. Трогайся и езжай — его рука была на рычаге переключения передач, мотор работал. Само собою, на полянке придется разворачиваться. Металлический взвизг, дверь распахнулась — у его локтя стоял Лу.
— Пошел! — сказал он.
Тони посмотрел на него:
— Я тут не останусь.
Было еще не поздно — если действовать внезапно. Мужчина взял его за руку бульдожьей хваткой, Тони включил сцепление и хотел переключить скорость но мужчина рванул, и Тони задом выпал из машины на землю.
— Гляди убьешься, — сказал мужчина. Он сел в машину, захлопнул дверь, дернул машину вперед, быстро сделал пару поворотов и утрясся по дорожке по которой они приехали. Стоя в траве, Тони смотрел как прыгали, вспыхивая среди ветвей, кляксы света — даже когда машины и след простыл; потом он остался один в покое и первозданной темноте ночи.
Она откладывает рукопись. Ну и дела, все хуже и хуже. Тони Гастингсом она возмущена, с другой стороны — что бы она сделала на его месте? Она бы на нем не оказалась, говорит она.
Она думает встать. Сделать что-нибудь перед следующей душераздирающей главой. Но ей не хочется двигаться. Не отвлекайся, посмотрим, что дальше.
Что станется с человеком, которого только что бросили в лесу и чья жена, дочь и машина попали в руки бандитов? Нельзя ничего сказать, не зная этих бандитов, не зная, чего они хотят. Но тут — вымысел, что меняет постановку вопроса. Это путь куда-то, проложенный Эдвардом. Вопрос перед Сьюзен — хочу ли я этим путем идти? Как она может иначе? Она попалась, совсем как Тони.
На монопольном полу кто-то пукнул. Друг Генри Майк хрюкает, хе-хе, Сьюзен заглядывает к ним — посмотреть. Видит со спины своего любимого сына Генри, его широкий толстый зад, слишком толстый, бедный мальчик. Ее золотоволосая Дороти, годом старше, шлепает его по руке.
Ничего не в порядке, все наперекосяк. Схожу-ка я в туалет, говорит Сьюзен. Что бы ей ни пришлось потом говорить Эдварду, она, во всяком случае, сможет сказать, что ее зацепило.
5
Этот перебой в чтении — умышленный: ей не очень-то надо в туалет. Она спускается по лестнице из темноты. В коридоре наверху нет света, нужна стремянка из подвала. Не сегодня. Поперек комнаты лежит на спине Генри, выбывший из игры, чешет, задрав свитер, живот, а Майк со злодейским смехом движет свою фишку по доске.
Генри припевает:
— Какая разница, какая рааазница?
— Не нуди, — говорит Дороти.
Марта улеглась на рукопись, упирается, когда Сьюзен пытается ее подвинуть. Сьюзен вспоминает дивный отрезок летнего шоссе — дорога нисходит с холма в долину с фермами и отлого вздымается к лесной гряде. Она любит эту диковатую природу, любит лесистые кряжи, длинные долины, блаженные подкрепления в маленьких уютных закусочных у дороги, особенно после долгого изнурительного, дня езды по плоским Индиане и Огайо. Тут она отдыхает душой. Она вспоминает пение в машине — Дороти, Генри и Рози сидят сзади, Джефри перебирается с колен на колени, Марта где-то в ногах. «Где ты, где ты, лагерь мой?»
Сгони Марту; та обиженно встряхивается и припускается на кухню. Сьюзен вспоминает: озеро, сверкающая утренним светом паутина под склонившимся к воде деревом, Арнольд и Генри бредут к плоту, вода Арнольду по самую шею, у него красные веснушчатые, мягкие, пухлые плечи, он поддерживает Генри обеими руками под живот, и мальчик закидывает голову, как гагара, а Дороти плавает под водой в двадцати футах от них.
Она вспоминает лесной домик Эдварда времен его раннего писательства. Пастельные впечатления. Короткие исповедальные стихи сплошь из умолчаний. Ностальгические зарисовки, утрата и печаль. Смерти отца. Сцены в населенной призраками заводи. Меланхолический секс в пасторальном лесу. Непросто было читать Эдварда в ту пору.
Это — другой разговор. Она, Сьюзен, признаёт: она в плену, во власти Эдварда, хочет она того или нет. Следуя за Тони его страшной дорогой, она понимает, что видит то, что хочет показать ей Эдвард, чувствует то же, что и он, — и ничего от оставшихся в ее памяти обид, Эдвардом причиненных. Эдварду, зажатому и нервному, капризному и сварливому, еще предстоит появиться в этом пустынном пенсильванском пейзаже, где она и Тони смотрят вместе с ним в лицо натуральному кошмару, творимому этими ужасными людьми (которых он придумал). Ссориться с ним пока что нет оснований, и она ему за это благодарна.
Ночные животные 5
Тони Гастингс долго стоял на месте, глядя вслед машине; стемнело уже окончательно. Тьма была кромешная, он напрягал глаза, кое-как различая тени, но ничего не видел, он будто ослеп. Боже мой, сказал он, они уехали без меня. Что же это за шутка?
Теперь в ночном лесу было тихо, он не слышал ни звука. Вскоре слегка прояснело, не сильно, но все же, — стало хотя бы яснее, чем до этого. Он стоял на прогалинке среди деревьев, видел над головой небо. Он увидел несколько звезд, немного, неярких, — не то, что должно быть в горах. Он отличал верхушки деревьев от неба, но внизу по-прежнему был непроницаемый мрак, занавес вокруг арены.
Не думают же они, что я без фонарика отсюда выберусь, сказал он. Хороша шутка.
Тишина начала расслаиваться. Он различил далекое движение, не звук, но копию звука, и опознал грузовики на шоссе в милях от него. Он не понимал, где звучит слабое посвистывание — в траве с насекомыми или у него в ушах. На завесе вокруг арены проступили очертания. Он увидел стволы деревьев и промежутки между ними. Он рассмотрел черную дыру, в которую канула машина. Он рассмотрел дорогу.
Чего ты ждешь, спросил он. Глупо было думать, что они вернутся. Он, собственно, так и не думал. Задача была ясна: его бросили в чаще — шалость в духе студентов-второкурсников, — и ему придется выбираться самому. Доехали за ночь до Мэна, называется.
Вопрос был только в том, найдет ли он в темноте, куда идти. Нет, вопрос был не только в этом. Поскольку теперь он видел, он двинулся в лес к дороге. Он подавил порыв побежать — слишком далеко. Выровнял шаг, пошел спокойно.
