— Значит, вы оставили фамилию мужа, — спросил я, переводя разговор в нужное русло.
— Я ненавижу моего «экс», но свою девичью фамилию ненавижу еще больше. Конечно, Перл Клингман не бог весть что, — если вы понимаете, что я имею в виду, — но не сравнить с Перл Фейгенбаум.
Я был вынужден согласиться.
Она продолжала:
— Мой Бобби и фамилия — вот все хорошее, что я получила от этого ублюдка, своего бывшего мужа.
Она дала мне замечательный повод перейти к вопросам об исчезнувшем приятеле сына, который был его соседом по общежитию. К моему огорчению, этот ловкий маневр не дал полезных ответов. Бобби никогда не рассказывал о Патрике, сказала она. Ей кажется, что все другие соседи Бобби по комнате бывали у них дома, обедали, но она не припомнит, был ли среди них Патрик. Она сожалеет, что не может быть полезной, обещала дать мой телефон сыну, когда он позвонит.
— Мир не слишком приятное место, — произнесла Перл с неожиданной серьезностью, провожая меня к двери. — Мы лжем нашим детям и себе самим о честности в спорте и правосудии. Но все это просто ерунда. Мы постоянно притворяемся и обманываем. Правильнее было бы смириться с действительностью и перестать притворяться.
Я удивился: откуда такой циничный взгляд на жизнь?
— Вы думаете, это цинизм? — В ее голосе было удивление. — Все ведь так и есть. Неужели не понимаете?
— По-видимому, не понимаю.
Она снова пригласила меня поучаствовать в семинаре: это поможет мне понять. На сем мы распрощались, я поблагодарил ее, пожал руку. Идя к лифту, я вновь услышал серенаду в исполнении «КС и Саншайн бэнд». СТЭ, диско и лохматый ковер — я почти затосковал по «Фредди и Мечтателям».
*
Отыскать Салли оказалось не так-то просто. Он выбрал угловой двухместный столик в самом темном закоулке «Бларни Стоун» и трудился над половиной жареного цыпленка, запивая его бутылкой «Будвайзера». Прихрамывая, я подошел к его столику. Горошек и морковь на его тарелке, похоже, тушили в отбеливателе. Несчастный цыпленок выглядел не лучше. Во всяком случае, аппетита они не пробуждали. Я попросил официантку принести мне скотч.
Ответив на приветствие кивком, Салли подвинул ко мне цветную фотографию. Это был групповой снимок: четверо мужчин и две женщины, все в возрасте около двадцати лет, на всех желто-голубые цвета «Летучего голландца» университета Хофстра. Ни одно из лиц я не узнал с первого взгляда и подумал, что это друзья Малоуни.
— И что…
— Второй парень слева, — с полным ртом произнес Салли.
— Черт побери! — вырвалось у меня как раз в тот момент, когда официантка поставила передо мной стакан с виски.
— Эй, я принесла заказ так быстро, как..
— Нет, нет, нет. Прошу прощения, я это не вам, — извинился я и дал ей чаевые, превышающие стоимость заказанной выпивки.
Салли улыбнулся:
— У меня была точно такая же реакция, когда я в первый раз это увидел.
— Это Патрик Малоуни?
— Он самый, — подтвердил Салли. — Не слишком похож на фотографию на плакате, на которую смотрит весь остальной Нью-Йорк, не так ли?
Теперь, внимательно вглядевшись, я узнал Малоуни, но его волосы были коротко острижены, как в лагере для новобранцев. В левом ухе висела серебряная серьга в виде крестика, а на правом предплечье была видна татуировка — я не смог разобрать, что на ней изображено. Усов не было, и он выглядел тоньше, чем на плакате. Его очаровательная улыбка тоже присутствовала, но было нечто странное в выражении глаз. Казалось, он смотрит на что-то, остающееся вне кадра. Я бы не назвал его безжизненным, утомленным. Не знаю. Фотография была недостаточно четкой, чтобы разглядеть татуировку, а уж пытаться понять выражение глаз и подавно не стоило.
— Когда это снимали? — спросил я.
— В сентябре семьдесят седьмого, на пикнике студенческого самоуправления в парке Эйзенхауэра на Острове.
— До или после снимка на плака…
— После, — ответил он, допивая, — на несколько лет позже. Та фотография на плакате сделана во время школьного бала.
Я одним глотком допил свой скотч и помахал рукой официантке, чтобы она принесла еще.
— Итак…
— Совершенно верно, — опередил меня Салли. — По всему городу развешан миллион чертовых плакатов «Разыскивается!», и ни на одном из них Патрик не похож на парня, которого мы разыскиваем. Вы спросите меня почему. И я отвечу вам — не знаю.
— Как вы это достали? — спросил я, махнув фотографией в его сторону.
— Нашел на своем столе на прошлой неделе. Тот, кто положил, пожелал остаться неизвестным. Отпечатков пальцев нет. Нет записки о выкупе. Никто не позвонил. Я подумал, наконец-то намек, вроде маленькой трещинки во льду. Мы тихо-мирно пригласили родителей. Мы не хотели давать им напрасной надежды. Поэтому я показал снимок старику, а он набросился на меня: Где я взял эту фотографию? Лучше мне ее не использовать. Я должен делать свою работу и найти мальчика. Я ленивый дурак, такой же, как все болваны в Отделе розыска пропавших. Он отнимет у меня жетон. И так далее, и тому подобное…
— Ну и?..
— Ну и… — Салли улыбнулся, чокнулся очередной бутылкой с моим стаканом, — пошел он к черту! Он сам принес нам это дело. Я буду над ним работать как умею, верно?
— Верно.
— Неверно. — Он покачал головой. — Совершенно неверно. Меня вызвали в кабинет начальника и не велели пользоваться этим снимком, не беспокоить родственников и не предпринимать никаких шагов, не согласовав с ним.
— Полицейское начальство?
— Кто же еще? Мой начальник общается со мной, только если ему прикажут, то есть если кто-то скажет ему, что именно он должен сделать.
— Вспомни Исаака Ньютона — дерьмо течет в одном направлении и не снизу вверх.
— Итак, у папаши Малоуни имеются связи, да? — спросил он.
— Джо Донохью.
— Помощник мэ…
— Он самый.
— Фрэнсис Малоуни, ничтожный подонок. — Салли не мог поверить. — Трудно себе представить, что он так высоко летает.
— Согласен, но это так.
Я допил свой скотч, он — доел цыпленка и покончил с пивом. Мы молчали: каждый ждал, что два главных вопроса задаст другой. Если семейство Малоуни взялось организовать всех этих добровольцев в городе и вокруг него, нанять сыщиков и обеспечить поддержку могущественных союзников, почему они сознательно дали для плаката такую старую фотографию своего сына? А когда этот факт обнаружился, почему они так стараются, чтобы последнее фото увидело как можно меньше людей?
Моя третья порция скотча сделала это за нас.
— Почему?
— Слишком много почему. И слишком много ответов. Выбирайте на любой вкус. Но я не дурак. — Салли наклонился над столом и зашептал: — Мальчишка сбежал. Отец это знает. Весь фарс — для жены.
