Я открыла рот, чтобы всех назвать, но Облом не дал мне начать:
— Подожди, для плодотворного мыслительного процесса глюкозы не хватает, — и, резво выпрыгнув из машины, он направился опять в здание аэропорта.
Вернулся Облом очень скоро. В руках, как драгоценный клад, он цепко держал упаковку зефира.
— Страсть как люблю зефир. Не поверишь, с утра хотел. Последнюю коробочку в буфете купил. — Он провел пальцем по шести зефиринам, уложенным в коробку и обтянутым сверху тонкой пленкой. — На чем мы остановились?
— На женщинах, работающих в нашем бюро. Всего их вместе со мной шесть.
— Смотри, как зефира в коробке. — Облом сорвал пленку.
— Это Люся, Анна Владимировна, наш бухгалтер, Элла Ильинична, тетка шефа и по совместительству помощник бухгалтера, Катя, секретарь, уборщица Галина Ивановна и я.
— Кто из них не мог бы выйти замуж за Карлоса? Или, проще говоря, кому он без надобности?
— Анне Владимировне он без надобности, старшая дочь ей уже внуков родила, — Облом кинул в рот одну зефирину. — Элла Ильинична тоже в возрасте, — из коробки исчезла еще одна сладкая штучка. — Галина Ивановна, женщина простая, ей бы на прокорм к пенсии заработать, а не за женихами бегать, — не успела я так сказать, как Облом проглотил следующую жертву. — Ты что, все сам съешь?! — возмутилась я, сглатывая набежавшую слюну.
— Нет, конечно, из оставшихся трех можешь взять себе… одну.
— Однако ты и щедр…
— Ты что, не поняла — это я убираю с поля лишних игроков. Кто там у нас остался?
— Я, Люся и Катя. Себя, пожалуй, съем сама, — и прихватила из коробки еще одну зефирину. — Остались Люся и Катя. А ты знаешь, мне кажется, я знаю, кто мог мне такую свинью подложить.
— Кто?
— Катька, наша секретарша. Люсе мой жених без надобности, у нее свой имеется. А вот Катька… Ой, завистливая барышня! Ты даже себе не представляешь. Если ей какое-нибудь мое платье понравится, обязательно пятно посажу или утюгом прожгу. Глаз у нее черный, про рот я молчу. Язык такого цвета, как у собаки чау-чау.
— Она знала о приезде Карлоса?
— Я же тебе говорила: все знали, а она так сто процентов, я ей заявление на отпуск отдавала.
— Так я съем эту противную Катьку? — Облом протянул руку к коробке и, поскольку мой рот был набит зефиром и я не могла ему ничего ответить, слизнул последнюю зефирину. — Вкусно. Так что, к Катерине твоей поедем?
— Завтра, я не знаю, где она живет.
— Узнать адрес не проблема.
— Тогда поехали. Я только успокоюсь, что он жив, здоров, и пошлю его вместе с Катькой к чертовой бабушке.
Глава 5
Но оказалось, что найти Катю намного труднее, чем мы думали изначально. Фамилия Зайцева не намного реже встречается, чем, скажем, Иванова, Петрова или Сидорова. Поиски наши осложнились тем, что в телефонной книге мы отыскали пятнадцать мужчин с фамилией Зайцев и пятнадцать женщин с той же фамилией. И ни одной не было женщины с нужными инициалами Е и А. Наконец я вспомнила, что Катька живет в квартире, которую ей снимает наше агентство. Значит, зря все наши усилия.
— Неудачно складывается — сегодня суббота, на фирму не позвонишь, телефонных номеров наших сотрудников я не знаю, только Люсин, — пояснила я Облому и стала набирать знакомый номер.
Увы, подруга упорно к телефону не подходила. Пришлось звонить шефу. Кто-кто, а он должен же быть в курсе, где живет его секретарша, или на худой конец знать ее номер телефона.
— Аркадий Семенович, Глебова беспокоит, — набралась я наглости.
Он вообще-то не любит, когда его тревожат дома. У него очень ревнивая жена, и любой женский голос, прозвучавший в телефонной трубке, может привести к семейному скандалу. Когда же после таких разборок шеф появляется с плохим настроением на работе, он устраивает разнос нам.
К вечеру в такие дни нет ни одного сотрудника, кого не достал бы Аркадий Семенович Ступин. Анна Владимировна хлебает ведрами валерьянку, Люся, натура тонкая и обидчивая, плачет навзрыд, а Катя в отместку кидается на клиентов.
На этот раз мне повезло — трубку взял сам Аркадий Семенович. Видимо, супруга его в тот момент отсутствовала, и он назвал меня по имени.
— По работе, Глебова, соскучилась? — съязвил шеф.
— Нет, Аркадий Семенович, не соскучилась, — парировала я — какой же он храбрый, когда рядом нет жены.
— Ах да! Забыл, у тебя медовый месяц. Как жаркий португальский парень? Он произвел на тебя впечатление?
«Не думала, что Аркадий Семенович такой пошляк. И такая осведомленность о личной жизни каждого члена коллектива. Наверняка его Катька информирует», — подумала я и от злости заскрипела зубами.
Я нашла в себе силы не подать вида и вполне миролюбиво спросила:
— Аркадий Семенович, вы ведь знаете адрес Кати Зайцевой?
— Знаю, а зачем она тебе?
— Мне привезли в подарок кое-что из одежды, да не угадали с размером. Хочу ей занести, чтобы она примерила. Похоже, это то, что ей нужно.
— Тогда пиши. Бульвар Пушкина, дом тринадцать, квартира восемь. И телефон триста тридцать семь, два ноля, тринадцать.
«Занятно, откуда он знает ее адрес, телефон, да еще по памяти? А жена в курсе того, что ее муж так хорошо информирован?» — не успела я так подумать, как Аркадий Семенович сам же ответил на мой немой вопрос:
— Я ей сдаю квартиру покойной тещи.
Ну и жук мой шеф! Хотя чему я удивляюсь, сейчас бизнес-отношения, каждый хочет выгадать и получить лишний кусочек масла на свой бутерброд.
— А на мою супругу лишнего ничего нет? — поинтересовался Аркадий Семенович.
— Боюсь, такой авангард ваша жена носить не станет, — ответила я шефу и повесила трубку. — Так что будем делать?
— В смысле? — не понял меня Облом.
— Позвоним или так нагрянем?
— Думаю, следует нанести визит. Фактор неожиданности всегда хорошо срабатывает на преступника.
— Что ж, давай проверим на вшивость нашу Катю.
Покойная теща Аркадия Семеновича при жизни занимала двухкомнатную квартиру в очень хорошем доме старой постройки с высокими потолками и огромными комнатами. Ко всему прочему дом находился в той части, которая одновременно являлась и центром города, и зоной отдыха.
Бульвар Пушкина представлял собой вытянутый на несколько кварталов сквер с большим количеством декоративных елей и сосен, аккуратно постриженных газонов и ярких цветочных клумб, цветы на которых по нескольку раз за сезон обновлялись и пересаживались, так что радовали глаз с ранней весны до глубокой осени. В апреле на клумбах цвели первоцветы, их сменяли нарциссы и тюльпаны, потом высаживались петунии, маргаритки и бархатцы. Под занавес цветочного сезона высаживались мелкие хризантемы, которые до первого снега пышным цветом скрашивали унылую пору года.
