Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
– Я была в магазине на Никольской и видела говорящие часы. И даже задавала им вопрос.
– И как? Часы ответили верно? – без особого интереса осведомился Кутасов, стоя в проеме дверей, точно не решаясь зайти в комнату.
– Представьте себе, да! – Она лихо тряхнула шапочкой. – Часы откуда-то узнали, что на мне надет синий капот[2]. Я требую, чтобы мне немедленно открыли тайну часов!
– Неужели вы сами не догадались? – все так же безучастно спросил часовщик.
– О чем? – не поняла гостья.
– Вы меня разочаровываете, мадемуазель Дьяконова. Ведь все так просто. В специальном отделении деревянного корпуса часов сидит перед замаскированным отверстием карлик. Он видит всех, кто обращается к часам, и отвечает на вопрос. Чаще всего вопросы касаются одежды, вот как в вашем, мадемуазель, случае. Или прически. Или спутника. Правда, бывают вопросы с подвохом, но мой карлик – парень сообразительный и ловко умеет выкрутиться из самой затруднительной ситуации.
– Подумать только! – обиженно протянула Леночка. – Какое невероятное надувательство!
– Отчего же надувательство? Всего лишь привлечение клиентов.
Не зная, о чем еще говорить, Леночка замолчала и отвернулась в сторону окна, наблюдая за медленно кружащими за стеклом снежинками. И тут она поймала себя на мысли, что музыка словно бы мчится по кругу. Лишь только звучали заключительные аккорды пьесы, как снова начиналось вступление, и «Адажио» дивным потоком лилось по комнате снова. Изумленно вскинув брови, девушка резко обернулась к Кутасову. Тот все так же стоял, облокотившись о дверной косяк, и пристально рассматривал Леночкин профиль. Заметив изумление на ее лице, Кутасов шагнул к музицирующей супруге и без предупреждения резко крутанул табурет. Развернутая в противоположную от инструмента сторону музыкантша даже бровью не повела, с бесстрастным выражением лица продолжая проворно шевелить в воздухе пальцами, точно играла на фортепиано.
– Что вы делаете? – чуть слышно прошептала Леночка, больше обескураженная выходкой пугающего ее мужчины, чем странным поведением женщины.
Хозяин подхватил жену с сиденья и вдруг разжал объятия, точно бросил. Женщина с металлическим стуком рухнула на пол. Леночка вскрикнула, прижав кулачок ко рту, и, только заметив сложный механизм, скрывавшийся под задравшимися пышными юбками, вздохнула с облегчением. Она не живая! Это механическая кукла!
И, обернувшись к Кутасову, кокетливо улыбнулась:
– А я по ошибке приняла бездушную куклу за вашу супругу. Где же она? Где Ангелина Лившиц?
– Гала? Гала вернулась на небо. А это жалкая пародия, ее механический двойник, – мрачно произнес хозяин дома. – Дрянь. Барахло. Безделушка.
– Но вы сказали, что я привлекла внимание вашей супруги и она желает со мной познакомиться! – растерянно напомнила Леночка.
– Выслушайте меня, мадемуазель Дьяконова, – приближаясь, проговорил Кутасов. Перешагнув через валяющуюся на полу куклу, с пугающим упорством продолжающую шевелить в воздухе пальцами, он присел на винтовой табурет и всем телом подался к Леночке. – Отец мой был часовщиком, имел в Москве магазин на Никольской, в квартире над которым и жил. В соседнем доме располагалась кондитерская Бенедикта Лившица, большого папиного друга.
Я был подростком, когда однажды ночью к нам в дом ворвались грабители. Бандиты сразу же убили отца и долго пытали мать, страшно истязая и требуя показать, где мы прячем деньги. Она не говорила не потому, что хотела сберечь добро. Она просто ничего не знала, ибо отец не посвящал ее в свои дела. Тогда грабители, отобрав у матушки ключи, спустились вниз и забрали из магазина все, что попалось им под руку. А затем убили и мать. Меня спасло только то, что я сразу же получил удар по голове, лишивший меня возможности двигаться и говорить, и злодеи думали, что я мертв. Но я все видел и слышал, и ужас, который я испытал, нельзя описать словами. Утром пришел приказчик, увидел последствия ночного налета и отвез меня в Преображенскую лечебницу. Там я провел много времени, погруженный в непрекращающиеся кошмары. Каждый день ко мне приходил папин друг, дядя Бенедикт, в надежде, что наступило улучшение и меня уже можно забрать домой.
То, что я стану жить у Лившицев, было само собой разумеющимся, ибо мне, несчастному сироте, оставшемуся без средств к существованию, некуда было идти. Видя, что болезнь не отступает, дядя Бенедикт посоветовался с доктором Васильевым, который меня лечил, и по его рекомендации написал в Вену доктору Брейеру, работавшему в институте нервных болезней. И тот пожелал на меня взглянуть. Дядя Бенедикт тут же забрал меня из Преображенской лечебницы, и вскоре мы были в Вене и стояли перед двумя задумчивыми мужчинами, внимательно рассматривающими мое лицо. Одним из двух бородачей профессорского вида был доктор Брейер, вторым – Зигмунд Фрейд. Доктор Фрейд тоже проявил интерес к моему случаю и взялся лечить гипнозом.
Прошло несколько лет. Я выздоровел и поступил на механическое отделение Мюнхенского университета. Окончив обучение, вернулся в Москву и без ума влюбился в Ангелину. Я словно впервые увидел ее. Все эти годы Гала – так называли ее дома – была для меня милой девочкой, добрым ангелом, и я изо всех сил старался ее порадовать. Галу все обожали, доходило до глупости. Дядя Бенедикт выпустил конфеты в честь ее совершеннолетия, назвал их «Гала», а на обертке распорядился нарисовать коней, которых он ей подарил, и Ангелину. Рисовал Врубель, и получилось просто великолепно. Кони неслись вскачь по снежной равнине, увлекая за собой сани, в которых сидела наша Ангелина-Гала. А я, в свою очередь, задумал из этих фантиков сделать для нее на день ангела волшебный фонарь. Вырезал из оберток рисунок, подрисовав коням ноги таким образом, чтобы при движении по кругу создавалось впечатление бега, и наклеил на прямоугольные деревянные пластины, залив лаком.
Их было ровно тринадцать, этих пластин. И на последней картинке прямо за санями я из озорства пририсовал морду волка, так, что при вращении барабана получалось, будто зверь, нагнав сани, собирается в них запрыгнуть. Гала была в восторге. Она без конца крутила игрушку, радуясь ожившей картинке, как ребенок. Она вообще была как ребенок. Беззащитная и доверчивая. И, полюбив ее, я вдруг испытал новый приступ болезни. Я стал до безумия бояться, что с Галой что-нибудь случится и я снова потеряю самое дорогое, что у меня есть. Это стало моей навязчивой мыслью, идеей фикс, и, точно помешанный, я ни на шаг не отпускал от себя Галу. Я хотел быть с ней днем и ночью, оберегать от возможных бед и невзгод.
Попросив ее руки у дяди Бенедикта, я получил согласие, но с обязательным условием. Мы договорились, что перед свадьбой я поеду к Зигмунду Фрейду и проконсультируюсь по поводу своего психического состояния. В кабинете венского психиатра мое внимание привлек висящий в простенке античный барельеф, на котором была изображена красивая женщина – судя по одежде и прическе, жительница Древнего Рима, – она словно двигалась, шла летящей походкой. Беседуя с Фрейдом, я не сводил с изображения глаз. Заметив это, профессор вдруг улыбнулся и проговорил:
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
