Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
В следующей папке, помеченной словом «Коптский», имелись два стихотворения о трех королях и еще одно о Вифлееме, также с латинским переводом. Смысл данного совпадения тематики стихотворений дошел до меня позже. Множество писем, но все они написаны не теми хрупкими каракулями, в которых я мог признать руку Меццофанти. Один за другим я перебирал документы, написанные на потемневших листках бумаги разных форм и размеров. Некоторые из них время истерло до такой степени, что они напоминали хрупкие крылья бабочки.
Следующая коробка. Албанский (стихотворение, список глаголов и несколько предложений); алгонкинский[9](грамматика, словарь и катехизис, написанные не рукой Меццофанти, здесь же его рукой первая часть перевода Книги Бытия); амхарский; арабский (большая лекция Меццофанти об истории арабского языка); баскский (список слов); бирманский (отрывок текста); чешский (несколько лингвистических упражнений); «калифорнийский» (грамматический очерк о луисеньо, языке коренных американских народов, которым Меццофанти не владел); кечуа, язык южноамериканских народов (список слов, составленный не Меццофанти); персидский (стихотворение Меццофанти о персидском поэте); несколько записей на китайском языке; коптский (египетские письмена, адаптированные под греческий алфавит); датский; иврит; эфиопский (перевод письма); французский; греческий; английский; итальянский; латинский; «livonese» (возможно, ливонский – практически мертвый язык, на котором когда-то говорили жители современных Латвии и Эстонии); мальтийский и голландский. Я уже имел достаточно доказательств того, что Меццофанти, конечно, знал составные части многих языков. Но насколько хорошо он знал, например, алгонкинский или бирманский? Менее ясно.
В каталоге часто встречалось слово «versi». Я обратился к словарю и убедился, что моя догадка оказалась верной: первое значение слова «versi» – «стихи, поэзия».
А вот другие значения вызвали мое удивление. Среди них были: «крики, звуки, издаваемые животными», затем «бессмысленный шум». Кроме того, это же слово означало «направление пути» и, наконец, «средство, способ».
Если вы хорошо знаете итальянский, сочетание таких разных значений, как стих, крики животных, бессмысленный шум, средство и способ, может показаться вам столь же естественным, как улитка в раковине или листья на дереве. Кто-то скажет, что все эти значения являются скрытыми метафорами, имеющими вполне реальные, хотя и не явные связи. Возможно, глубокое знание языка позволяет выявить эти связи так же легко, как мы с вами можем с первого взгляда распознать треугольник в трех соединенных меж собой отрезках. Конечно, Меццофанти очень хорошо знал свой родной язык и, возможно, не менее хорошо – еще несколько других. Но мог ли он знать на столь же высоком уровне все пятьдесят восемь, или семьдесят два, или сто четырнадцать языков? Одного этого знания могло хватить для канонизации Меццофанти в те времена, когда люди верили, что человек может находиться в двух местах одновременно (как святая Екатерина) или парить над землей (как святой Иосиф Копертино). Сегодня эти чудеса способны вызвать лишь скептическую улыбку.
Сидя за длинным столом в публичной библиотеке Арчигинназио и просматривая содержимое первой коробки, я вдруг поймал себя на мысли, что, прокручивая в голове доводы скептиков и верующих, я совершенно перестал обращать внимание на содержимое архива. Стоп, сказал я себе. Ты должен остановиться и оглядеться, и тогда открытия не заставят себя долго ждать.
После обеда я решил прогуляться по Малконтенти, улице, где родился Меццофанти. Это узкая боковая улочка, на которой сегодня можно увидеть витрины солярия, небольшого продуктового магазина и секс-шопа. Если очистить эту улицу от припаркованных машин, мусорных баков и соскоблить со стен граффити, можно было бы увидеть призрак той Малконтенти, какой она была во времена Джузеппе Меццофанти. На потрескавшейся стене, расположенной прямо напротив секс-шопа, имеется табличка с надписью на латыни, которая гласит:
Здесь родился Меццофанти, который обладал уникальным даром понимать язык любого народа.
Ниже располагается еще одна табличка с надписью уже на итальянском:
Здесь находилась плотницкая мастерская,
где в 1781 году в возрасте семи лет
Джузеппе Меццофанти,
самый выдающийся из полиглотов,
работал вместе со своим отцом Францисом.
В набожной Болонье трудно желать лучшей судьбы, чем родиться необычайно талантливым сыном плотника. Согласно легенде, молодой Джузеппе обычно делал свою работу на уличной скамейке, стоящей перед домом, где священник, отец Респиги, обучал мальчиков из богатых семей греческому и латыни. Сын плотника легко впитывал долетающие до него через открытые окна слова. Узнав об этом, Респиги сумел убедить долго упиравшегося отца Джузеппе отдать мальчика в школу.
Правда же состоит в том, что Меццофанти действительно родился, вырос и жил на улице Малконтенти до 1831 года, когда он переехал в Рим. Там умер и был похоронен в 1849 году. Но вот история начала его обучения на самом деле куда менее драматична. Согласно семейным источникам, он начал посещать школу с трех лет, сначала просто потому, что его родители хотели, чтобы мальчик находился под присмотром, когда они работают, но вскоре обнаружилось, что он усваивает школьные уроки. Таким образом он начал изучение латыни, древнегреческого и французского. Уже сто лет назад проявивший недюжинные интеллектуальные способности мальчик мог стать ученым или художником, заняться бизнесом или пойти на военную службу, но полтора столетия назад и в городе, находившемся под сильнейшим влиянием церкви, ему был предначертан путь в священники. В возрасте двенадцати лет Джузеппе поступил в семинарию.
Впрочем, не так уж и важно, при каких обстоятельствах Меццофанти начал обучение. В любом случае его знакомство с различными звуками, а также структурой слов и предложений состоялось в раннем детстве. В семинарии процесс овладения языками стал более интенсивным. Там Меццофанти изучал иврит, арабский, коптский, немецкий и французский, что в дальнейшем обеспечило ему огромное преимущество.
Сейчас мы бы сказали, что мозг молодого студента был очень пластичным, и он использовал присущую его юности легкость формирования нейронных связей на благо освоения иностранных языков. Со временем гибкость мышления утрачивается. Считается, что становление произношения звуков родного языка фактически заканчивается к шести годам, поскольку в мозге человека довольно рано образуются устойчивые связи между восприятием и воспроизведением звуков. Однако даже среди детей, говорящих на двух языках, второй, независимо от того, насколько рано началось его изучение, может характеризоваться наличием акцента, особенно в случае, если он используется реже, чем первый. В возрасте двенадцати лет возможность освоения звуков чужого языка на уровне родного, как правило, маловероятна (хотя некоторым это удается, особенно в случае, когда чужой похож на родной). В пятнадцать лет уже очень нелегко освоение чужой грамматики на «родном» уровне (опять же с учетом вышеназванного исключения). В более зрелом возрасте люди справляются с усвоением новых слов и их значений – этим мы занимаемся на протяжении всей жизни. И хотя изучение новых грамматических правил дается сложнее, но взрослые отличаются большей грамотностью и внимательностью и могут с успехом использовать оба этих преимущества при обучении.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
