— Даша, открой! Ты сидишь там уже полчаса! — возмущенно грохотала она, и мне пришлось просто сунуть голову под струю воды и намочить волосы, чтобы как-то оправдать мое получасовое отсутствие. Я вылетела из ванной, замотанная в банный халат, и мама тут же ураганом ворвалась туда. Сережа смотрел телевизор, единственный русскоязычный Первый Канал, утренние новости. Я ненавидела новости и всю эту бесконечную бессмысленную говорильню, поглощающую часы и годы нашего времени. Странно, я не смогла вспомнить, где в доме Андре стоит телевизор.
— Ты уверена, что напялить на меня костюм — хорошая идея? — спросил Сережа через плечо, не глядя на меня.
— Я не помню тебя в костюме. Вообще! — поразилась я. Будучи системным администратором, Сережа пользуется привилегией свободы в выборе формы одежды. Использует он эту привилегию скучно, одеваясь в одно и то же изо дня в день. Он приобретает вещи на распродажах. Светлые джинсы со светлой водолазкой, темные джинсы с темным свитером. Джинсовые шорты с футболкой. Максимум фантазии проявляется в изображении на футболке. Сегодня это — дракон, держащий в лапах стакан с известным всему миру брендом газировки. Кажется, ему эту футболку подарила я.
— У меня его и нет, — пожаловался Сережа, протягивая руку к тарелке с прикрытыми колпаком круассанами. — Я не хочу идти на этот ваш прием.
— Так не иди, — пожала плечами я, нервно хватая один из круассанов. Почему я не заказывала завтрак в номер, когда тут не было мамы? Мне не хотелось, чтобы кто-то сюда заходил. Иногда я не была в номере до самого утра.
— Думаешь, твоя мать не обидится? — обрадовался Сережа. Но мама немедленно воспротивилась. Объяснить, почему ей непременно нужны и я, и Сережа, она не считала нужным.
— Ты должна переводить мне, Даша. Как я буду там одна общаться с продюсером? И я уже сказала месье Робену, что к тебе приехал твой молодой человек.
— Скажем, что он уехал, — пожала плечами я, но маме, видимо, хотелось иметь большую группу поддержки. Звезды всегда ходят со свитой, а у нее не было никого в наличии, кроме меня и Сережи. Так что еще до обеда мы оказались в магазине, где мама то и дело примеряла на нас разные вещи, словно мы были манекенами.
— Я чувствую себя идиотом, — морщился Сережа, один за другим отбрасывая в сторону пиджаки то со слишком узкими плечами или слишком длинными рукавами, то не сходящиеся на животе или, наоборот, такие, в которые можно обернуться два раза.
— У месье нестандартная фигура, — разводила руками продавщица, а мама злилась и смотрела на часы. В двенадцать часов в нашем номере должен был появиться визажист, и мама боялась опоздать, она хотела предстать перед продюсером во всем блеске, а это значило, что на макияж потребуется никак не меньше пары часов. При условии, что платье для обеда уже выбрано. Я смотрела на все это в абсолютном бессилии. Тебе необходимы каблуки! — вдруг воскликнула мама. — Скажи им, чтобы принесли что-нибудь подходящее. Ты наденешь бежевую блузку и длинную красную юбку с цветочным принтом.
— Нет, не надену. Это слишком ярко, — возмутилась я, но мама только усмехнулась про себя и отошла к Сереже. Мне принесли туфельки Золушки, которые я бы потеряла обе сразу, и притом с удовольствием. Красные тонкие блестящие перемычки на босоножках немедленно впились в босые пальцы но ступня лежала на стельке так, словно колодку выпиливали прямо по моей ноге. Однако материала было слишком мало, а шпилька — чересчур высока для меня. Я чувствовала себя эдаким клоуном на ходулях. Но Сереже почему-то понравилось.
— Вах, какая женщина! — воскликнул он, когда я, облаченная в летящую длинную красную юбку, тонкий шелковый платок и бежевую блузку с оголенными плечами, вышла из примерочной. Вышла — громко сказано. Цок-цок, на шесток. Я постоянно боялась упасть, и только одна мысль грела меня — что скорее всего в этом идти на прием мне не придется. Потому что никакого приема не будет. Интересно, когда наконец эта мысль придет в голову маме? Это просто ужас, — проворчала я, пытаясь разглядеть себя в зеркале. Оттуда на меня смотрела длинная, как каланча, перепуганная, раскрасневшаяся от напряжения девица с большими карими глазами — взлохмаченная и балансирующая, как на канате.
— Просто позор, насколько ты пошла в отца! Где моя грациозность, где шарм?
— Оставила в номере, — буркнула я, а мама, всплеснув руками, принялась показывать мне, как правильно ходить на высоких каблуках. Ходить у меня кое-как получалось, но я благоразумно предпочитала двигаться поменьше. Главное, что мне не нравилось во всем этом наряде — это то, что я была в нем не я. Открытые руки, браслеты, умело подобранные мамой, темные солнцезащитные очки, ярко-красная помада. В зеркалах витрин торгового центра Форум лез Аль отражалась другая женщина, намного красивее и смелее, чем я, и мне это казалось несправедливым по отношению к той, другой, настоящей.
— А мне кажется, Даша очень похожа на вас, — неожиданно встрял Сережа, за что получил долгий осуждающий взгляд от моей мамы. Время стремительно утекало сквозь пальцы, я чувствовала, как песчинки проскальзывают между фалангами. Мама казалась поразительно спокойной для человека, который собирается на обед «неизвестно куда», на встречу «неизвестно с кем».
— Может быть, есть смысл позвонить Андре? — спросила я, когда мы все, с миллионом пакетов в руках, утрамбовались наконец в такси. Неожиданно удивленный взгляд мамы заставил меня похолодеть. Она помолчала, словно осмысливая услышанное, затем склонила голову и спросила строго:
— Андре?
— Разве его не так зовут? — поинтересовалась я с намеренной жесткостью, каким-то капризным тоном. Мама закатила глаза.
— Вот поэтому я и не люблю выходить с тобой в свет, Даша. Ну как тебе могло прийти в голову так назвать совершенно чужого человека? Что за бесцеремонность? Где твои манеры?
— А я и не люблю выходить в свет, потому что не люблю этого в принципе, мама, — возразила я. — Я и сегодня не хочу никуда идти, это тебе нужен переводчик.
— Да, нужен. Может быть, ты предложишь мне нанять кого-то постороннего? Он, во всяком случае, не опозорит меня, назвав месье Робена Андре. Господи, Андре! Даже я себе этого не позволяю, а ведь он — мой врач. Даша, какой кошмар!
Мама разыгрывала вселенскую трагедию, не подозревая, что кошмар куда глубже и хуже, чем она может себе представить. Я сплю с ее врачом. Интересно, как это — с точки зрения правил хорошего тона? Я спала с ним в кладовке нашей гостиницы, в нашем номере, в его квартире, куда мы собираемся ехать. Я звала его Андре, потому что он был моим любовником. Сережа смотрел на нас с мамой нехорошим взглядом, полным вопросов и подозрений.
— Этот доктор что, действительно так хорош, как ему платят? Неужели у нас в России нет нормальных врачей? — спросил вдруг Сережа.
— У нас в России есть все, — строго сказала мама. — В этом нет никаких сомнений. Только не надо расспрашивать меня о моих делах и моем здоровье. Я совершенно здорова, и дела у меня — лучше некуда. Вы меня поняли, Сережа? Улыбайтесь. Даже если этот костюм не сидит на вас идеально, улыбайтесь так, словно он сидит замечательно. В конце концов, когда еще вы побываете на обеде французской аристократии? Французской аристократии? — выдохнула я, едва не поперхнувшись собственной слюной. — О чем ты?
