И она поднимает трубку.
– Лиза, здравствуй.
Это не Гоги. Это администратор – толстая, уютная Регина Львовна. Она вся раскрашена: малиновые губы, яркие ногти, разноцветная одежда. Новогодняя ёлка. Но она добрая и гостеприимная. Всегда напоит чаем, если забежишь в её кабинет, успокоит, если расстроен. От неё не услышишь сплетни, зато узнаешь, чей день рождения приближается и какой подарок ко двору. Несмотря на то что Регине явно за пятьдесят, она просит говорить ей «ты», и сама всем артистам, даже маститым, говорит «ты». Она – копилка тайн, слёз и обид. И эта «копилка» сейчас звонит Лизе.
– Ты что удумала? – ласково спрашивает «копилка». – Гоги не спал ночь. И как мы все без тебя? Что-то случилось?
И Лиза радостно спешит:
– Мне срочно нужен юрист! – Она рассказывает о Мальчике и о том, что его могут отобрать. – Я не имею права сделать неверный шаг, понимаешь?
Регина умеет слушать. Она замирает и, как наживку, заглатывает не только слова, но и интонации, и то, что хотел бы сказать человек, но по каким-то причинам не сказал.
– Ты решила, что нашла сына? – как только Лиза замолкает, раздаётся очень грустный голос.
И теперь Лиза спрашивает участливо:
– У тебя что-то случилось?
После долгой паузы Регинин вопрос взрывается первым громом:
– А ты слышала о генетике?
– А ты столкнулась с генетикой? – неуверенно эхом откликается Лиза.
И снова Регина долго молчит.
– Я взяла сына в детдоме.
– Ну и… – еле выдавливает из себя Лиза.
– В тринадцать лет он начал пить, курить, воровать. Сейчас сидит.
Лиза без сил опускается на стул. Никак не может взглянуть на Мальчика, грызущего сушку. Его мать – в тюрьме.
– Он очень любит меня, – голос Регины как сквозь вату. – Пишет, мучается из-за того, что мучает меня. Да, я много работала – надо же было кормить и одевать его! Но и читала много ему, и в театры водила, и в спортивные секции. Мы много разговаривали. Он добрый человек. Но генетика…
– Причём тут генетика, Риша? Просто он попал в дурную компанию и из-за доброты не смог отказаться…
– Ерунда! Мой сын в тюрьме потому, что генетика.
– А ты заставь его учиться. Окончит заочный институт, выйдет из тюрьмы и начнёт новую жизнь.
Регина молчит.
– Я глупости говорю?
– Да, – соглашается Регина. – У него есть два курса юридического, но, как только он выйдет, его или снова втянут, или убьют. Если уж попал им в лапы… Он ведомый. Я не могу всю жизнь держать его за руку. Кушать-то надо, правда?
– Не плачь, Риша, пожалуйста. И спасибо, что рассказала.
– У меня нет юриста. У Гоги есть. Он просил уговорить тебя вернуться в театр. Но, как я понимаю, у тебя начинается свой театр.
Зазвонили в дверь. Отец пошёл открывать.
– Риш, спасибо за звонок.
– Я тебе ещё позвоню.
– Заходите, Георгий Кириллович, – приглашает отец.
– Я за Лизой.
– Да вы зайдите, пожалуйста! – уговаривает отец.
Не успела найти слов, как Гоги вошёл в кухню.
Они стоят друг против друга и смотрят друг на друга. Да бабы в театре за одни только эти гляделки…
Но вот Гоги увидел Мальчика.
– Кто это? – спросил он у матери.
И мама подробно рассказывает историю Мальчика.
– Мы не знаем, что делать. В милицию пойдём, снова в детдом отдадут, а Лиза не хочет.
– Ты хочешь ребёнка? – Гоги берёт её за руку. – Я хороший отец. Дочка всё мне рассказывает, даже самые интимные вещи. Я заботливый. У нас с тобой будут дети.
Она выпростала свою руку из его.
– У вас есть юрист?
Как странно меняется выражение его лица: только что беззащитное, и тут же деловое, а теперь вот неприступное. Артист. Играет с ней.
Глупости! Зачем она ему?
Ну, не может же быть, чтобы он влюбился?! Она работает в театре шесть лет. Когда это с ним случилось, если это правда?
И, глядя в его чуть отстранённые глаза, вспомнила: был банкет по поводу премьеры спектакля с её старухой! Гоги разливал шампанское сам.
Он знал, что его зовут «Гоги», и оправдывал это имя: любил быть тамадой, радушным хозяином, широким парнем – вот он я: весь нараспашку.
Два разных человека. Один – на репетициях: орёт, ругается, как торговка на базаре, каждого смешивает с грязью. Другой – родной папочка для всех.
В тот вечер он сам поднёс ей бокал с шампанским и сказал едва слышно: «Сегодня весь вечер пью твоё здоровье». Тут же отошёл и до конца банкета даже не взглянул в её сторону.
А перед ней снова её выход: она еле волочёт себя через сцену, и слова «Был у меня сын, нет у меня сына, значит, я больше не мать» рубятся на слоги и бьют её – ту, что в спектакле, и ту, что – из плоти – после аборта. Никогда не думала, что пустота внутри может колоться при движении. Пытается преодолеть эту воинствующую пустоту, – едва бредёт по сцене.
Залпом выпив бокал шампанского, налитого Гоги, она словно в огонь ступила.
Никогда не пила, алкоголь ей противопоказан, на праздниках лишь губы мочила, а тут выпила – затушить пустоту. Шампанское подожгло её. Дальше не помнила: понесла музыка, одна плясала или с кем-то, руки, ноги улетали от неё, или она летела куда-то за ними. Расплывающиеся пятна лиц, цветные шары на обоях, закуски на столах: скорее картинками забить пустоту! Не получалось. Никак не могла осознать, что никогда больше сына у неё не будет.
А сейчас за её столом сидит Мальчик, сын, которого она потеряла: он взял и вернулся к ней.
– Поехали! – сказал Гоги.
– Не поеду. В театре мне делать нечего.
– Сейчас девять, до репетиции ещё два часа. Отвезу тебя к юристу. Он мой единственный друг, я сейчас у него живу, и если он возьмётся за «дело», пробьёт любую непробиваемую стену.
– Вот заключение врача. – Мама осторожно тронула Мальчика за плечо. – Пожалуйста, сними рубашку. Мы хотим помочь тебе остаться с нами, видишь, дядя Георгий помогает тебе.
Гоги вздрогнул, увидев тело Мальчика.
– Скажи своё имя и фамилию, без этого мы тебе помочь не сможем.
– Я – Гога.
Лиза подумала, что ослышалась.
Но Мальчик вдруг заговорил:
– М-мамка звала Ж-жорик, а в п-приюте п-прозвали Гога.
– Ты – Георгий? – спросил Гоги.
– Т-так сказал Ж-жук.
– Кто такой Жук?
– Он с-сидит в к-кабинете, в-воспитатели зовут его Ж-жук.
