Вера и сама не заметила, как заснула. Бабушка в этот момент как раз отлучилась: в прихожей заливисто трезвонил телефон. На бесконечные новогодние поздравления от бывших коллег и многочисленных приятельниц нужно было вежливо отвечать традиционными пожеланиями («Здоровья, самое главное – здоровья, всё остальное приложится!»). Вернувшись в гостиную, старуха обнаружила, что Верочка свернулась калачиком прямо в кресле и безмятежно посапывает. Римма Витальевна осторожно перенесла её на свой раскладывающийся диван, уложила поудобнее, накрыла одеялом и долго-долго сидела рядом, смотря на внучку.
– Ничего… – пробормотала она, – ничего, купим тебе кровать, поставим в детскую… Всё у нас будет хорошо, девочка.
Среди ночи – или, может быть, уже под утро – Вера вдруг резко проснулась и села на постели с громко бьющимся сердцем. «Жар-птица! – звенело у неё в голове. – Моя жар-птица! Где она?»
Изо всех сил воскрешая в памяти подробности событий минувшего дня, девочка сообразила, что в последний раз держала брелок в руках ещё в такси, по дороге в Москву. Когда же машина подъехала к дому, Вера предусмотрительно сунула птичку в карман пальто. Затем, оказавшись в квартире Громовых, она сняла пальто и…
«Старые вещи я отдала дворничихе Насибе. Девчонка у неё примерно твоего возраста. Ей твои вещички как раз впору будут, и пальто, и платье, и шапка…»
Не может этого быть! Вера даже потрясла головой, словно надеясь, что осознание ужасного факта развеется, как морок, и всё вернётся на круги своя – и пальто будет на месте, и жар-птица – в кармашке, и… и… может быть, даже мама вновь окажется живой. Но реальность никуда не отступила, а наоборот – ещё теснее сжала её в своих тисках.
Жар-птица сейчас – у какой-то незнакомой узбекской девчонки! И что теперь делать? Бежать к дворничихе, умолять отдать бесценный заграничный сувенир? Ха, отдаст она, как же… Верочка понимала, что ни один нормальный ребёнок, будучи в здравом уме, не вернёт такое сокровище. Даже не признается в том, что оно у него есть. Жаловаться взрослым? Во-первых, некому, во-вторых, не поймут всего масштаба трагедии, а в-третьих… в-третьих, Вера вообще не привыкла и не любила ябедничать.
Она тихонько заплакала, вытирая слёзы ладошками и стараясь не слишком громко всхлипывать, чтобы не разбудить остальных. Впрочем, кого – остальных? Судя по полной тишине, Вера находилась в гостиной совсем одна. Наверное, бабушка постелила себе в кабинете, а отец с мачехой и сестрой ещё не вернулись из гостей. Верочка вдруг поняла, как ужасно, как бесконечно она одинока. И Ромка… где-то там, в каких-то нескольких десятках километров от неё… Они с отцом, должно быть, отпраздновали Новый год как обычно – под ёлочкой, увешанной старинными игрушками… Ну, а что? У них-то в жизни мало что изменилось. Всё идёт своим чередом. Вера, как наяву, вообразила себе нехитрое коммунальное застолье со шпротами и зимним салатом… Соседка Танька наверняка принесла дяде Сене своего фирменного сала с чесночком… А Ромка… Неужели он не вспоминал её в новогоднюю ночь? Да быть такого не может.
Верочка и подумать не могла, какими заботушками полна голова её друга в ночь с тридцать первого на первое. Ромка сходил с ума от того, что куда-то запропастился его отец. Дядя Сеня вышел из дома – якобы за тем, чтобы купить хлеба, и пропал. Ромка обежал окрестные дворы, навестил всех известных ему отцовских друзей, но никто понятия не имел, где шляется его папаша. «Очевидно, загулял где-нибудь в честь Нового года с такими же забулдыгами!» – обидно высказалась супруга одного из папиных знакомых, захлопывая дверь перед Ромкиным носом.
Новый год мальчик встретил в компании хохлушки Таньки. Та, жалея мальчика, зазвала его к себе в комнату, накормила и, пока он ел, сидела напротив, пригорюнившись, подпирая щёку рукою, и вздыхала:
– Сирота ты, сирота… При живом батьке – сиротинка…
Отец явился уже под утро в невменяемом состоянии – непонятно, как и дошёл, видимо, на автопилоте. Вдвоём с Танькой они кое-как доволокли его до кровати и стащили с ног обувь, после чего дядя Сеня ещё некоторое время бессвязно всхлипывал: «Бедная Нина… Бедная Верочка…», а затем захрапел на всю ивановскую и проспал весь день первого января.
Вера ничего этого, конечно, знать не могла…
1987 год
Новогодние праздники закончились, наступили будни. Будни новой Верочкиной жизни.
Отношения с мачехой не ладились категорически. Та подчёркнуто сторонилась падчерицы, словно вовсе не замечая её присутствия, а если вдруг замечала, то лицо у неё сразу же делалось таким недовольным, словно она съела лимон. Примерно так же вела себя и Дина: она ни в какую не хотела идти на контакт, да ещё и, когда не слышали взрослые, презрительно фыркала в адрес сестры: «Дура мелкая!» То, что она была на целых два года старше Веры и уже ходила во второй класс, немыслимо возвышало её в собственных глазах. В конце концов, Верочка перестала навязывать Дине своё общество – благо размеры детской позволяли. Пока старшая сестра занималась своими делами в одном углу комнаты, Вера оставалась в другом. Чаще всего она просто читала книжки или журнал «Мурзилка» – это ей позволялось. Также Дина была не против, если Верочка иногда слушала её пластинки. А вот прикасаться к своим игрушкам сестра запретила категорически, несмотря даже на то, что отец сказал им обеим – дескать, теперь все Динины игрушки стали вашими общими.
Игрушки у сестры были, что уж тут говорить, необыкновенные – Вера отродясь таких не видела. Отец часто отправлялся в заграничные командировки и всякий раз привозил Дине оттуда что-то восхитительное, недоступное простым смертным: и дорогой конструктор, из которого можно было построить что угодно – от средневековых замков до гоночных автомобилей; и роскошные кукольные домики в несколько этажей; и самых настоящих Барби, о которых в СССР в ту пору ещё никто не слыхивал. Пределом мечтаний советских девочек были, как правило, гэдээровские резиновые куклы, а не отечественные пластмассовые, а также бесполые пупсики с подвижными ручками и ножками. А ещё среди Вериных сверстниц было принято играть с куколками, вырезанными из бумаги, – им можно было менять наряды на свой вкус, от простых платьев до изысканных бальных. Но никто из девчонок даже в самых смелых фантазиях вообразить себе не мог такое чудо, как Барби. Кукла – не младенец, но самая настоящая женщина, красивая американка с богатейшим гардеробом, домом, мебелью и даже женихом!
Когда старшая сестра по утрам отправлялась в школу, Верочка оставалась дома. На семейном совете (в котором, впрочем, не был особо заинтересован никто, кроме бабушки) порешили, что нет смысла отдавать девочку в детский сад на каких-то полгода – всё равно осенью в первый класс. Так что по будням, с восьми утра до полудня, детская комната поступала в полное распоряжение Веры. Впрочем, полностью преступить запретную черту она так и не смогла, но иногда позволяла себе просто брать Динины игрушки в руки и внимательно их рассматривать, любоваться с благоговейным почтением.
Однажды Верочка осталась в квартире совершенно одна: сестра ушла в школу, отец с мачехой – на работу, а бабушка отправилась на рынок («делать базар», как сказала бы одесситка Танька). Девочка решила попробовать устроить кукольное чаепитие, угостив Барби воображаемым чаем. Увлёкшись игрой, забывшись и расслабившись, Вера ненароком смахнула с игрушечного подноса крошечную тарелочку из изысканного сервиза и тут же нечаянно наступила на неё. Тарелка жалобно хрустнула и сломалась. Верочка пришла в такой шок, что даже не сообразила, как замести следы преступления. Дина, без сомнения, сразу же заметит отсутствие тарелочки – что же будет, ой, страшно даже представить!..
