Когда я снова открыл глаза, перед моим лицом болтался желтый резиновый жилет. Я заморгал и увидел у себя над головой серебряную луну и звезды, такие яркие, каких мне не приходилось видеть никогда прежде. В следующее мгновение чьи-то руки схватили меня под мышки и вытащили на берег. Повернув голову набок, я закашлялся, сплевывая воду и задыхаясь. А потом меня завернули в одеяло и подтолкнули к костру. Его жар в первый момент показался мне обжигающим, почти невыносимым после ледяной воды. Волны тепла накатывали, проникая сквозь кожу в каждую клеточку тела, и постепенно жар перестал быть таким мучительным. Появилось ощущение, будто меня покрыли несколькими слоями теплой грязи: она жалила, но я не мог заставить себя отодвинуться.
Прошло несколько секунд – или часов: я совсем потерял чувство времени. Чьи-то руки перевернули меня, и я оказался на спине, после чего услышал, как кто-то побежал к озеру за кем-то еще.
Я повернулся на бок, принялся оглядываться по сторонам и увидел Харпер, которая лежала на спине около костра, Сабрина склонилась над ее неподвижным телом, лихорадочно пытаясь привести женщину в чувство. Мы встретились глазами – я уже видел такой взгляд. Потом моя голова упала обратно на землю, и перед глазами снова появились звезды, но они тут же погасли.
Глава 7
Ник
Я проснулся рано утром и обнаружил, что по-прежнему нахожусь около костра, который, по сравнению со вчерашним, уменьшился раза в два. Люди, завернутые в одеяла, лежали вокруг него концентрическими кругами, а между ними были разбросаны сдувшиеся спасательные жилеты, будто ночью прошел дождь из желтых резиновых уточек.
Я чувствовал себя так, будто провел последние восемь часов в миске для взбивания крема, где надо мной как следует поработал миксер. Не могу сказать, что у меня конкретно что-то болело, но ныло все тело, точно я превратился в один большой синяк. Я сделал вдох, но тут же задержал дыхание, чтобы не закашляться. Пронзительно холодный воздух причинял мучительную боль. Как, впрочем, и все остальное.
После того как вчера вечером согрелся у костра, я освободил место тем, кто нуждался в тепле больше меня. Слишком поздно я сообразил, что нам следовало развести два костра: ночь выдалась слишком холодной, даже для меня.
Я услышал хруст камешков на берегу и шаги – уверенные, быстрые, решительные, – а в следующее мгновение около меня остановилась Сабрина, которая принялась внимательно меня рассматривать.
– Как вы себя чувствуете? – Сегодня ее акцент был сильнее, а слова звучали коротко и сдержанно. Впрочем, возможно, так разговаривают все врачи.
– Потрясающе, – опустив голову на землю, ответил я и закашлялся.
– Это вряд ли. Я хочу, чтобы вы подробно рассказали о своих симптомах. Возможно, вы получили внутренние повреждения, которые я не смогла вчера диагностировать.
– Хорошая новость, доктор: все мои внутренние повреждения носят исключительно психологический характер. – Я сел и окинул взглядом лагерь. – Где Харпер?
– Вон там.
Я невольно затаил дыхание, когда медичка повела меня через лагерь к кругу, находившемуся ближе всего к костру. Харпер Лейн, свернувшись в клубок, лежала на боку, совсем близко к огню: ее спутанные светлые волосы рассыпались по спине, и она не шевелилась.
– Она жива, – сказала Сабрина. – Но больше я ничего не знаю. Она не дышала, когда ее вытащили на берег. Я привела ее в чувство, но она бредила. Возможно, это временное повреждение мозговой деятельности или… как я уже говорила вчера вечером, любое перенапряжение и чрезмерные физические нагрузки очень опасны.
– А вы считаете, что мы не должны были ничего делать? – возразил я ей. – Просто стоять и наблюдать, как они умирают? Или сказать им, что мы очень хотели бы помочь, но не можем, потому что нам запретил доктор?
– Нет, я совсем не это хотела сказать. Я пыталась вам объяснить, что нестабильное физическое состояние Харпер перед тяжелыми нагрузками и кислородным голоданием могло усугубить уже имевшиеся повреждения, и поэтому поставить точный диагноз стало намного труднее.
– Хорошо. Раз уж об этом зашла речь… – Я сделал глубокий вдох и потер виски, пытаясь справиться с жуткой головной болью. Сабрина спасла несколько дюжин жизней и, судя по ее виду, вообще не спала ночью. – Послушайте, я себя кошмарно чувствую, и меня мучает вопрос, правильные ли решения я принимал ночью.
– Скорее всего, это моя вина. То, что мне пришлось делать, – не совсем моя область деятельности.
– Ладно. Вы могли бы… немного поработать над тем, как следует себя вести с пациентами.
– Я не занимаюсь пациентами.
– Да, я уже понял. И какова ваша специализация?
Доктор отвернулась и отошла от костра.
– Думаю, вам необходимо что-нибудь съесть, а потом отдохнуть еще немного, – сказала она, не ответив на мой вопрос.
– Сэндвич и сон. Мне нравится. – Я окинул взглядом берег и прислушался, но ничего не услышал. – А где кавалерия?
– Какая кавалерия?
– Ну, вы понимаете… вертолеты, спасательные службы… Они уже должны быть здесь.
– Я никого не видела.
– Вы шутите?
– Поверьте, я говорю правду.
Я понял, что общение с людьми было не самой сильной стороной Сабрины; видимо, по этой причине она и не являлась практикующим врачом, как сама мне сказала. Впрочем, на настоящий момент загадка этой женщины была не самой главной вещью в жизни.
Я подумал, что, возможно, спасательные отряды разбили лагерь около носовой части упавшего самолета. Он потерпел крушение почти двенадцать часов назад – и здесь обязательно кто-то должен был появиться. В суматохе вчерашнего вечера и ночи я оставил свой мобильный телефон в кармане, и теперь лишь убедился в том, что и так уже знал: он не работал.
– Я схожу проверю, как там дела с другим обломком, и добуду еды. Вам принести что-нибудь? – предложил я Сабрине.
– Да, пожалуйста. Пол-литровую бутылку воды и полный обед, в идеале на тысячу калорий: пятьдесят процентов углеводов, тридцать протеина, а остальные двадцать – жиры, – усмехнулась та. – Желательно с минимальными добавками и не прошедших обработку.
– Отлично.
– Я могу добавить еще параметры, если это вам поможет.
– Нет-нет, я все понял.
Я шел по тропинке в лесу, по которой вчера мы бежали с Харпер. Она уже тогда была без сил. Мне бы следовало понять это и не просить ее плыть с нами в самолет. Я оглянулся на нее, когда вызывал добровольцев, практически не подумав. После произнесенной мной речи получилось так, будто я заставил ее согласиться, выставив перед всеми. Так что, если с ней произойдет что-нибудь плохое, это будет следствием моей ошибки. Чувство вины давило мне на плечи, буквально прижимая к земле и мешая двигаться вперед.
Неожиданно я услышал впереди крики и увидел около двух дюжин людей, которые столпились около аварийного трапа, ведущего к двери в кабину.
