— А это… Здрасьте, — сказал я и на некоторое время замолчал, не зная, как продолжить разговор. Гиневра оторвала меня от работы, и я не без труда вновь возвращался к реальности. — Я так понимаю, что с меня четыре доллара, — выдавил я наконец из себя.
— Ну, вроде так, — сказала Гиневра таким тоном, словно деньги ее интересовали меньше всего.
Я покопался в ящике письменного стола, выудил из него бумажник и рассчитался с хозяйкой. Она тем временем сняла с моей кровати старое белье и бросила на угол моей лежанки свежую простыню и полотенце. Закончив эту тяжкую работу, она вздохнула — глубоко, громко и явно намеренно.
— Как дела? — только и оставалось спросить мне у нее.
— Да так себе.
Глядя на нее, я бы этого не подумал.
— Я смотрю, вы устали, — заботливо заметил я. — Присядьте, отдохните немного.
Гиневра посмотрела на пачку свернутых простыней, переброшенных через ее руку, и пожала плечами:
— Ах да, пожалуй, я так и поступлю. Учитывая, что дверь в комнату открыта, я, наверное, могу себе это позволить. — Эти слова Гиневры были насквозь пропитаны вульгарной благопристойностью, пошлой и фальшивой.
Подсев ко мне на краешек кровати, она вновь тяжело вздохнула. Я закурил сигарету и заметил при этом, что руки у меня дрожат, причем дрожат сильно. Этой женщине удалось не на шутку взволновать меня.
— Может быть, и мне сигаретку дадите? — попросила она.
Внутри меня все просто колотилось, и чтобы не рисковать тем, что она заметит мое волнение, я, к удивлению Гиневры, не помог ей прикурить, а просто положил пачку сигарет и спички ей на колени — и это при том, что сидели мы буквально в одном футе друг от друга. Она выразительно вскинула брови, удивленно посмотрела на меня и поднесла спичку к сигарете. Убей бог, в тот момент я не представлял, о чем с ней говорить дальше.
По крайней мере, эту проблему Гиневра решила за меня.
— Ну и денек сегодня выдался, — со вздохом сказала она. — Просто кошмар какой-то.
— Белье?
— Нет, — с театральной сокрушенностью произнесла она и, покачав головой, посмотрела мне в глаза. — Нервы… Нервы что-то шалят в последнее время.
На этот раз ее губы были подкрашены иначе, какая-то новая синевато-розовая помада была наложена так, что не меняла естественную форму губ Гиневры, а, наоборот, подчеркивала ее. По правде говоря, так она выглядела менее привлекательно.
— А что у вас с нервами-то? — спросил я.
Накручивая кудряшки волос на палец, Гиневра ответила:
— Да ничего, просто я слишком нервная. Нервная и впечатлительная.
Ее взгляд остановился на моей пишущей машинке, и у меня возникло ощущение, что, даже пробыв у меня в комнате некоторое время, она лишь в этот момент вспомнила, когда и где ей доводилось встречаться со мной раньше.
— Вы ведь у нас писатель, если не ошибаюсь?
Я кивнул, и в следующую секунду она произнесла те самые слова, которых я от нее, в общем-то, уже ждал.
— А ведь я, между прочим, тоже могла бы стать писательницей. Уверяю вас, у меня бы получилось, особенно если учесть, сколько жизненных драм я повидала на своем веку, — в ее голосе послышались интонации радиодиктора. — Да и самой мне жизненного опыта не занимать. Жизнь у меня была яркой и насыщенной событиями, хотя я прекрасно понимаю, что, глядя на меня сейчас, этого, наверное, не скажешь. Если честно, я могла бы заработать целое состояние, просто изложив на бумаге хотя бы часть своей жизни.
Контакт между нами все не устанавливался — мы не чувствовали, не понимали друг друга. Печальная и задумчивая, Гиневра говорила так, словно вещала по радио, обращаясь к невидимой и незнакомой аудитории. Я кашлянул и заметил:
— Ну, сели бы и написали все, что считаете нужным.
— Ой нет, что вы, я бы не смогла. Я просто не могу сосредоточиться на такой работе. — Гиневра нервно теребила стопку простыней. Поймав мой взгляд, она решила привести наглядный пример. — Вот сегодня у нас смена белья, а я за целый день так и не собралась взяться за дело. Сидела и смотрела на груду простыней и полотенец до тех пор, пока муж не вернулся домой с работы. Ему самому пришлось готовить ужин — для меня и для себя… Ах, что мне пришлось пережить вчера вечером, это просто ужас.
— Что же случилось?
— Ой нет, я даже говорить об этом не хочу.
— Нет-нет, что вы, обязательно расскажите!
Гиневра провела ладонями по животу, привычным движением поправила бюстгальтер, добившись того, что ложбинка на ее груди оказалась приоткрытой для посторонних взглядов едва ли не на целую четверть дюйма больше.
— Ну, вы ведь знаете, что наша с мужем квартира находится внизу, на первом этаже. В такую погоду окна у нас, сами понимаете, открыты. Так вот, вы представляете себе, что произошло. В окно с улицы запрыгнула какая-то кошка и легла на кровать у меня в ногах. Было это часа в четыре утра. Я проснулась и увидела, что кошка смотрит мне прямо в глаза. — Гиневра опять вздохнула, еще более тяжело и болезненно. — Странно еще, что я не раскричалась на весь дом. Вполне могла бы всех вас перебудить. Мужу пришлось успокаивать меня, наверное, целый час, если не дольше. Но это еще полбеды. Сегодня утром открываю я кухонный буфет, а кошка — та же самая, черная вся такая и здоровенная, — как прыгнет прямо на меня! Вот, даже лицо мне расцарапала. Смотрите. — Гиневра показала пальцем на едва заметную красную черточку на своей щеке.
— Ладно вам, что было, то было, но теперь-то это все в прошлом, — сказал я.
Гиневра поморгала, глядя прямо на не прикрытую абажуром голую лампочку, одиноко свисавшую с потолка прямо над моим письменным столом.
— Ничего подобного, — произнесла она театральным шепотом. — Надеюсь, вы понимаете, что это была не просто кошка. — Еще чуть понизив голос, она произнесла: — Это был сам Дьявол!
Я никак не мог решить, рассмеяться мне в полный голос над этой чушью или промолчать, и пошел на компромисс, ограничившись ироничной улыбкой и выражением недоверия на лице.
— А вы не смейтесь, не смейтесь, — с убежденностью в голосе продолжала Гиневра. — Вы, может быть, по молодости этого и не знаете, но черная кошка всегда считалась одним из земных воплощений дьявольского начала. Да-да, именно черная кошка. Даже в Священном Писании сказано, что Дьявол — падший брат Бога — появляется на земле в образе кота, черного кота. Между прочим, именно поэтому черные кошки приносят несчастье.
Я всерьез задумался, не шутит ли она. Последние слова Гиневра произнесла смиренно и с почтительным придыханием. Этот голос никак не связывался в моем сознании с голосом той женщины, которая, стоя руки в боки, вульгарно улыбалась Динсмору и говорила: «Ох уж мне эти писатели».
— Почему вы так в этом уверены? — поинтересовался я.
— Все дело в вере, — ответила Гиневра. — Я принадлежу к церкви Свидетелей Иеговы, то есть мы с мужем оба — Свидетели. И я точно знаю, что Дьявол приходил ко мне, чтобы еще раз попытаться заполучить мою душу. Как видите, я хорошо в этом подкована. А чем больше человек знает, тем меньше у Дьявола шансов завладеть его душой. Вот он и подбрасывает нам искушения на каждом шагу.
