Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36
Тень была удивительно коротка, солнце стояло над самой головой. Сумерек не было. Только что был ясный день, как вдруг наступала ночь.
Мы с плотником сидели на корме под фонарём. С земли доносились дикие визги, рычание, крики… Ночь была оживлённее дня.
— Ночь — время жертв, Билли, — говорил старый плотник, затягиваясь трубкой. — Это время, когда нечисть выходит на охоту, за свежей кровью. Здесь, в чёрных землях, рай для дьявола, ибо нет Бога в этих широтах, нет ни святой церкви, ни христова покровительства… Поверь моему слову, никто из команды не вернется, всех сожрёт дьявол… Все отправятся в его кровавую огненную пасть.
Он затягивался дымом, и табак в трубке раскалялся, подтверждая его слова.
От таких речей кровь стыла в жилах. К стыду моему признаться, я боялся ложиться спать в одиночку. Так и спал на палубе у кормового фонаря, под надзором вахтенного, с головой укрывшись парусиной. Спал некрепко, то и дело просыпаясь от дикого воя, доносившегося с берега. Во сне я видел наших матросов, окровавленных, безумных, молящих о помощи с тёмного побережья, и мне становилось жутко… Слышал ли я их крики, или то было рычание неведомых ночных тварей, я не мог разобрать. По утрам, с первыми лучами солнца, я вглядывался в песчаный берег, с трепетом ожидая увидеть страшное зрелище — разорванные тела моряков, не дождавшихся шлюпки и погибших на берегу. В двух шагах от дома, коим в этих чужих землях был наш корабль.
Несколько раз мы слышали дикий хохот, гвалт бесовской стаи, и плотник становился бледнее пены морской. У меня самого волосы становились дыбом, кровь до того стыла, что я не мог с места двинуться…
— Дьявол получил новую душу!!! — крестился плотник, а на выстругиваемом им нагеле появлялась зарубка в виде креста.
Он набожно целовал нательный крестик и осенял себя крестным знаменем. Более набожного человека, казалось, не сыскать во всём белом свете.
Боцман лишь презрительно сплёвывал, твердил что‑то о гиенах, но мы не слушали его бреда… Недалёкий человек, не видящий дальше корабельного бушприта, что он может знать о демонах и проклятиях? Если даже не знает о геенне огненной, путая её с земными тварями.
Дни шли за днями, не принося ничего нового. Я понемногу привык к странным и страшным звукам с побережья, и уже начинал верить боцману, утверждавшему, что крики то обезьяньи, не имеют никакого отношения к врагу рода человеческого…
Всё же эта странная земля была так непохожа на ту, что я оставил совсем недавно… Всё здесь было иное. Растения, погода, животные. Я видел летучих мышей размером с кошку, и кошек величиной с пони. В устье реки плавали ящеры, способные проглотить быка. Однажды, вдалеке, я увидал толстого единорога, бредущего к водопою. И огромных слонов с ушами‑крыльями и хвостом вместо рта. И длинноногих животных с огромными шеями, срывавших ветки с верхушек деревьев… Какие же чудеса видели мои товарищи в глубине континента? Временами я жалел, что не смог отправиться с ними.
Время шло. Чтоб я не бездельничал, боцман находил мне работу, за что я был ему благодарен… Устав за день, я имел больше шансов крепко уснуть ночью…
Иногда по ночам мне снилась мать. Узнав, что я работорговец, она отворачивалась от меня, и уходила, а я не в силах был её догнать, остановить, объясниться. Я был недвижим и безмолвен, скован по рукам и ногам, и, проснувшись, долго не мог придти в себя…
Команда вернулась спустя две недели. Длинная вереница связанных по трое чёрных, спотыкаясь, брела под охраной вооружённых матросов. Оборванных, таких же измученных. Но не павших духом, а наоборот, радостных и возбуждённых, предвкушавших уже близкий отдых.
Спотыкаясь, опустив головы, чернокожие покорно спускались в трюм, в подготовленный для них скотский загон… Неисповедимы пути Господни, говорил плотник, и Бог создал этих дикарей иными, чтоб разделить господ и рабов. Я удивлялся черноте этих людей, они казались мне обретшими плоть ифритами, духами из восточных сказок. Тёмные, как сама ночь, лишь ладони светлели да зубы сверкали жемчужным блеском. У меня мелькнула глупая мысль — если ударить негра, останется ли синяк?
Как всегда практичный штурман нагрузил плененных едой — фруктами, подстреленной дичью, странного вида кореньями или овощами. Капитан был более чем доволен трофеями. Вечером нас ожидал банкет.
Я смотрел на пленных, к стыду своему не в силах оторвать взгляд от девичьих фигурок, нагих, как греческие нимфы на картинках в книге. В нашем поселке женщины не позволяли себе никакой откровенности в одежде. Здесь же наоборот, жаркий климат не способствовал излишней стеснительности, и одежда туземцам была ни к чему.
Увидев мою растерянность и стыд, моряки тут же стали шутить и подтрунивать, выдавая скабрезные шуточки, чем еще более смутили меня. Покраснев и не найдясь, что ответить, я поспешил скрыться на юте.
Мистер Дэвис рассказал, что поход был не совсем удачным — вернулись не все. Двое были убиты неграми, один умер от лихорадки. Чернокожие оказали неожиданное сопротивление.
Оно и неудивительно, подумал я. Видимо, мы не первые — сколько ещё таких охотников за живым товаром побывало в здешних местах?
Вечером на берегу разложили огромные костры, жарили дичь и пили грог. Дикое, буйное веселье, в котором я не принимал участия, так как был оставлен на вахте… Что‑ж, никогда не жалел, что не принимал участвия в том разврате.
Еще два дня по возвращении отряда мы отдыхали и праздновали удачу на берегу. Специально для этого капитан выбрал двух негритянок постарше, и отдал их на потеху команде. Остальных запер под замок, и ключ носил при себе. Как он говаривал, нетронутый товар ценится в разы дороже. Я тогда не понял, о чём он.
На третий день мы снялись с якоря. Гвинейское течение относило подхватило нас, относя на юг. За Экватором мы должны были оседлать Южное Пассатное течение и сменить курс на Норд‑Вест.
Мы везли наш товар на плантации, где этих людей ждала тяжкая, но короткая жизнь. Из шеститидесяти двух пленных по пути умерло десять человек, и капитан, выбрасывая очередное тело за борт, винил нас в плохом уходе за рабами и сердито подсчитывал убытки. Часть из которых он обещал высчитать из премиальных команды. Негров он за людей не держал, и не ставил выше скотины. Но вот по цене…
Дикое ремесло — продавать живых людей. И я стал к этому причастен.
Глава 8. «Попутного ветра Билли Бонсу»
Следующее событие, изменившее меня и сделавшее тем, кем я есть, случилось спустя два месяца после начала нашего плавания.
Хэнки Манки перегнул палку. Стараясь выслужиться перед товарищами, показать, какой он рубаха парень, после очередной издевательской шутки надо мной он разошёлся и плюнул мне в спину.
Я мог пропустить мимо ушей оскорбительные слова; мне приходилось терпеть даже оплеухи от старших матросов. Но такого я вынести не мог. Плюют на падаль, на гниль, на нечто отвратительное, мерзкое и недостойное внимания. Я же был человеком, пусть тихим, но гордым. И я никогда не был трусом. Не стоит путать кротость с трусостью. Терпение моё лопнуло. Бросив ведро с морской водой, набранной для мытья котелка, я развернулся и влепил ему пощёчину. Смех матросов мгновенно стих. Хэнки замер, побагровевший, с пылающей щекой и испуганными, непонимающими глазами. А я стоял, опустив руки, но кипя от негодования и злости.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 36