— Брат, как видно, очень занят, — сказал он, видно заметив выражение моего лица. — Я только мешаю… Все равно, спасибо за все. Поеду-ка я, пожалуй, сразу домой, не заезжая к другому брату. Мои небось уже волнуются, куда я пропал.
Он поднялся и, несколько раз поклонившись моей жене, ушел.
Обед у нас простой, жена быстро накрыла на стол, и мы приступили к еде, но я никак не мог взять в толк, почему Д. ушел такой довольный. Между тем жена, не прерывая еды, сказала небрежно:
— Не помню, говорила ли я тебе о своем фонде помощи для нуждающихся?
— Нет, что это?
— Вот уж три года, с того месяца, как младшая наша дочь уехала в Париж, я получаю ежемесячно карманные деньги… На себя я ничего не трачу, так что кое-что накопилось. Сразу после нашего переезда я постаралась отблагодарить всех, кто в трудную минуту пришел нам на выручку, а сейчас решила сама, по своей личной инициативе, создать фонд помощи нуждающимся.
— И из этих денег ты выделила Д. на пожертвования, так надо понимать?
— После того, что ты сказал Д., не будь у меня моих отложенных денег, я бы не посмела выдать ему из семейного бюджета… Вначале я боялась, что сумма нужна большая, но оказалось, что моих денег как раз хватает. Он ушел такой довольный, теперь и у меня на душе спокойно, — улыбнулась она.
— Значит, все это время ты экономила на нарядах, на косметике и все деньги откладывала в свой «фонд»?.. Послушай, сейчас уже не послевоенные годы! Ты должна следить за своим внешним видом, как делала это до войны. А то, когда дочки вернутся из Парижа, они будут тебя стыдиться.
— Разве мне, жене батрака, к лицу румяна?
— Жена батрака? Что ты несешь!
— Забыл? А я хорошо помню… В январе сорок шестого, в десятых числах… Мы наконец-то смогли тогда снять хорошую квартиру в Сэтагая. И вот на следующий день ты сказал: «У нас нет ни гроша. Отныне, чтобы прокормить семью в шесть человек, я, как крестьяне-арендаторы, которых я инспектировал в бытность свою чиновником, буду от рассвета до заката пером возделывать рукопись, страницу за страницей…» И с тех пор, день за днем, ты работал, запершись в темной каморке на втором этаже, неделями не выходя из дома. В результате подорвал себе здоровье. Глядя на тебя, я поняла, что должна стать женой батрака, но ой как непросто это было! Мне все пришлось делать самой, помощи ждать было неоткуда. Мать умерла во время войны, отец был жив, но плясал под дудку молодой сожительницы и разорвал все отношения со своими прежними родственниками. У меня не осталось никого, кроме тебя… И все, что я могла, — это стать женой батрака… Извини, что-то я заболталась.
Застыдившись, жена замолчала и торопливо принялась за еду. Я ждал, что она продолжит рассказ, но когда мы перешли к чаю, она поставила на стол фрукты и собралась уходить.
Я поспешил ее удержать:
— Не знаю, когда еще будет случай продолжить наш разговор, поэтому, прошу тебя, расскажи все до конца.
Немного поколебавшись, жена вернулась к столу и, сдирая с мандарина кожуру, продолжила:
— Рассказать все… Да чего еще рассказывать-то… Мне, такой капризной, стать женой батрака было нелегко… И тут я вспомнила о своей покойной матушке. Однажды мать решила, что отныне ей надлежит быть не изнеженной женушкой, а хозяйкой дома. С этого времени она перестала наряжаться и прихорашиваться, весь день ходила в простой одежде, с утра шла в кухню и была на дружеской ноге со служанками, всех привечала, со всеми разговаривала. Запаздывал ли отец или вообще ночевал вне дома, она делала вид, что ничего не замечает… Одним словом, совершила в себе самой революцию. К многочисленным внебрачным детям она стала относиться не как к отпрыскам своего мужа, а как к детям, дарованным ей свыше, и с сердечной искренностью заботилась о них, как о своих собственных… В ту пору сразу за передними воротами нашего особняка располагалась адвокатская контора. В юные годы отца бывший при нем чем-то вроде мальчика на побегушках Н. сдал экзамен на адвоката и начал заниматься адвокатской практикой, претендуя на то, чтобы стать преемником отца. Кроме него в этой конторе работали служащие-практиканты, ученики, а также личный секретарь отца. Этот секретарь, некто С., жил неподалеку от виллы очередной отцовской пассии. Он ведал финансами адвокатской конторы и нашим семейным бюджетом. Матушка сообщила ему о своем решении и попросила объяснить, как следует вести домашние расчеты, поскольку, по ее мнению, это должно было входить в обязанности хозяйки дома. С. сочувствовал матушке, был чрезвычайно рад, что она приняла такое решение, и не только дал ей необходимые разъяснения, но и передал ей контроль над семейным бюджетом, научив, как с ним обращаться, при этом посоветовал ей, когда он будет докладывать отцу, делать вид, что она ни о чем не в курсе. Досконально разобравшись в наших семейных доходах и расходах, матушка первым делом в пять раз увеличила, начиная с С., зарплату служившим у нас людям. Как сказал ей как-то С., в доме сразу точно посветлело. Но в сравнении с матушкой мое положение можно считать вольготным, ведь, даже став женой батрака, я могла ни от кого не зависеть.
— Мне казалось, ты не догадывалась о тяготах, выпавших на долю матери…
— Да, тогда не догадывалась, а сейчас, на старости лет, я очень хорошо понимаю, что ей пришлось претерпеть.
— Но, подводя итог нашему разговору: я уже не батрак, а состоявшийся писатель. Так что и ты, как подобает супруге писателя, должна следить за собой и не пренебрегать косметикой, согласна?
Не стерпев, я рассмеялся.
— Моя матушка, — продолжала жена, — была высокая, красивая женщина. Даже без косметики, одеваясь в простую домашнюю одежду, она поражала благородством и изяществом своего облика, она пользовалась всеобщим уважением, и не только потому, что была супругой главы компании… А я вся в отца — ни ростом не вышла, ни осанкой, да и красотой лица похвастать не могу. Сколько ни наряжайся, все без толку — на писательскую жену я не потяну. Уж не обессудь, лучше я, как прежде, все свое время буду посвящать нашему дому. Придется тебе смириться и принимать меня такой, какая я есть. Я самая настоящая жена батрака, нет мне большей радости, чем хранить наш домашний очаг. В этом мое счастье, мой земной рай…
Продолжая улыбаться, жена начала убирать со стола. Это был редкий случай, когда она заговорила о себе, и, может быть, именно это доказывало, что она и вправду счастлива.
Когда младшая дочь спросила меня о «фонде в пользу нуждающихся», я вкратце изложил ей то, о чем написал выше.
Дочь слушала меня внимательно, а под конец сказала:
— Спасибо за рассказ. Хоть я и не могу тягаться с мамой… В Судане меня наверняка ждет немало трудностей и испытаний, но я буду всякий раз вспоминать то, о чем ты рассказал, и не падать духом… Почему же ты ни разу не написал об этом в своих книгах?
— Незачем выставлять перед людьми то, что касается только нас двоих.
— Мамочка была против?
— Против — мягко сказано. Когда было напечатано мое первое произведение, она поклялась, что не будет читать ничего из написанного мной. И за всю жизнь ни разу не нарушила слова.
