– Мы договорили, – объясняю я, но братишка все равно берет карандаш и подает его мне.
– Делай красный слова, – приказывает он. – Нарисуй «Феликс».
Я пишу его имя, и Феликс смотрит на него с любовью, а я снова прижимаю брата к себе, потому что это меня поддерживает.
Я как будто оживилась. И в то же время чувствую себя опустошенной. Может показаться, что я чрезмерно остро реагирую, но если до вас еще не дошло – я королева чрезмерно острых реакций.
Хотя на самом деле, если с новыми людьми вообще не знакомиться, то навык теряется. И когда вдруг приходится это делать, на это уходят все силы. Доктор Сара меня об этом предупреждала. Что даже крошечные незнакомые шаги или дела будут меня утомлять. И, хотите верьте вы, хотите нет, от этой короткой переписки я действительно устала.
Но было приятно.
МОЕ БЕЗМЯТЕЖНОЕ ЛЮБЯЩЕЕ СЕМЕЙСТВО – РАСШИФРОВКА ФИЛЬМА
ИНТЕРЬЕР. РОУЗВУД-КЛОУЗ, 5. ДЕНЬ
Камера наезжает на закрытую дверь.
ОДРИ (за кадром):
А это папин кабинет. Он там работает помимо своего офиса.
Какая-то рука открывает дверь. Мы видим ПАПУ: он лежит на столе и тихонько храпит. На экране машина «Альфа-Ромео».
ОДРИ (за кадром):
Пап! Ты спишь?
Папа подскакивает и поспешно закрывает монитор.
ПАПА:
Я не спал. Я думал. Ты подарок для мамы завернула?
ОДРИ (за кадром):
Я поэтому и пришла. У тебя есть оберточная бумага?
ПАПА:
Да.
Он достает рулон бумаги и отдает Одри.
ПАПА:
Посмотри, что у меня еще есть!
Он извлекает белую коробку из кондитерской, открывает, и в ней оказывается большой торт. На нем большие белые цифры «39». Повисает пауза.
ОДРИ (за кадром):
Пап, ты зачем написал «тридцать девять» на торте?
ПАПА:
Такой торт в любом возрасте можно сделать.
(Он подмигивает в камеру.)
Уж мне точно можно было бы.
ОДРИ (за кадром):
Но маме не тридцать девять.
ПАПА (озадаченно):
Тридцать девять.
ОДРИ (за кадром):
Нет.
ПАПА:
Да…
Папа ахает. Он охвачен ужасом. Он переводит взгляд на торт, затем снова в камеру.
ПАПА:
Боже мой. Она будет недовольна? Нет. Разумеется, она будет довольна. Всего какой-то год, не велика разница…
ОДРИ (за кадром):
Папа, она будет ОЧЕНЬ недовольна.
Папа в панике.
ПАПА:
Нужен новый торт. Сколько у нас времени?
Внизу хлопает дверь.
МАМА (за кадром):
Я вернулась!
Папа перепуган.
ПАПА:
Одри, что делать?
ОДРИ (за кадром):
Можно поправить. На тридцать восемь.
ПАПА:
Чем?
Он берется за «корректор».
ОДРИ (за кадром):
Нет!
Раздается стук в дверь, входит ФРЭНК.
ФРЭНК:
Мама пришла. Когда чай с тортом будем пить?
Папа снимает колпачок с маркера.
ПАПА:
Тогда так.
ОДРИ (за кадром):
Нет! Фрэнк, иди на кухню. Нам нужна какая-нибудь глазурь. Что-нибудь съедобное, чем можно писать. Но чтобы мама не узнала.
ФРЭНК (ошарашенно):
Съедобное, чем можно писать?
ПАПА:
Быстро!
Фрэнк исчезает. Камера фокусируется на торте.
ОДРИ (за кадром):
Как ты мог перепутать возраст? Как?
ПАПА (хватается за голову):
Не знаю. Я целый месяц писал финансовые прогнозы на следующий год. И уже настроился на него. Наверное, я где-то год потерял.
Фрэнк влетает в комнату с бутылкой кетчупа.
ОДРИ (за кадром):
Кетчуп? Ты что, серьезно?
ФРЭНК (обороняясь):
Я же не знал!
Папа хватает бутылку.
ПАПА:
Можно «9» переделать на «8» кетчупом?
ФРЭНК:
Я бы не стал ее так накалывать.
ОДРИ (за кадром):
Перепиши кетчупом всю цифру. Будет торт с кетчупом.
ФРЭНК:
А зачем вам кетчуп на торте?
ПАПА (поспешно рисуя кетчупом):
Мама его любит. Все нормально. Все просто отлично.
О’кей, вот вам жизненный урок. Не пытайтесь переделать торт с помощью кетчупа. Даже корректор был бы лучше.
Когда папа его вынес, у мамы отвисла челюсть. Не от радости. Если белый торт полить кетчупом, он начинает напоминать последствия резни бензопилой. Мы излишне громко запели хором «С днем рожденья тебя», и как только закончили и мама задула свечу (единственную), папа сказал:
– Отлично, давайте я теперь это сниму и разрежу…
– Погоди, – остановила его мама. – Что ЭТО такое? Не кетчуп ли?
