Повернувшись спиной к окну, Лайам смотрел, как Маргарет снимает плащ и складывает его в руках.
– Чашечку чаю? Или ты хочешь чего-нибудь покрепче? Может, виски с содовой? Или «Бейли»?
Маргарет недовольно поморщилась.
– Лайам, ты же знаешь, что я его не люблю. У него вкус, как у шоколадного молока.
Он нахмурился и выбранил ее:
– Никогда не обижай доброе ирландское виски.
Женщина вздохнула.
– Это тоже одно из твоих суеверий?
– Это Золотое Правило!
Маргарет не рассмеялась вместе с ним. Она аккуратно положила плащ на кресло с высокой спинкой и оглядела комнату. Женщина все еще не могла запомнить, где что лежит. Наступит ли время, когда она почувствует себя здесь как дома? Хорошо, хоть ее квартирка на втором этаже теплая и уютная.
Лайам покачал головой.
– Долгий получился ужин, да? Я знаю, что ты терпеть не можешь так долго сидеть почти неподвижно.
Он щелкнул выключателем торшера.
– От этого красного абажура придется избавиться, – решительно заявил он.
Торшер освещал пол, но не комнату.
Женщина зевнула. Обеими руками она встряхнула волосы.
– Что ты думаешь о Мильтоне?
Маргарет не стала дожидаться, пока Лайам ответит. Да она особенно и не рассчитывала на ответ.
– Он, похоже, довольно общительный. Но я с ним чувствую себя неловко.
Лайам пересек комнату и положил руки ей на плечи. Он потер рукава свитера, словно собирался ее согреть.
– Из-за того, что он такой большой?
– Большой и грубый. Он напоминает мне большого козла.
Лайам откинул назад голову и весело рассмеялся. Маргарет всегда приходили в голову самые неожиданные сравнения.
– Значит, по-твоему, он похож на козла?
– На грубого козла Билли. Ты должен знать эту историю.
Лайам потер подбородок.
– Это из скандинавского фольклора.
Он прошел к потертому кожаному дивану и грациозно опустился на краешек.
Мужчина посмотрел на Маргарет. Его карие глаза искрились весельем.
– Ты знаешь, козлы могут приносить удачу. По этому поводу есть один стишок девятнадцатого века.
Он закрыл глаза и процитировал:
Пускай смеются мои друзья,
Я доктор, точно, но для зверья.
Пускай я пахну и день и ночь,
Мой запах гонит болезни прочь.
Маргарет покачала головой.
– Болезнь остается, – пробормотала она.
Лайам поморщился.
– Каламбур – это юмор не самой высокой пробы.
– Если ты собираешься здесь сидеть и изливать на меня свои амбарные поэмы, то тебе придется смириться с моими маленькими неуклюжими каламбурами.
Женщина подошла к окну.
– А вообще-то здесь холодно. Вот посмотри. Стекла дрожат от ветра. Зимой мы с тобой оба наверняка подхватим пневмонию. Как только ты помнишь все эти древние стихи!
Лайам наклонился к круглому журнальному столику, стоявшему перед диваном. Он взял стеклянный графин и налил себе маленькую рюмочку скотча. В неярком свете торшера на его лице появилась легкая улыбка.
– Это моя работа. И это у нас фамильное.
Маргарет нахмурилась. Она отдернула мятую бархатную занавеску и стала смотреть на улицу. По тротуару мимо дома пробежали трусцой две девушки. Рюкзаки подпрыгивали у них на спинах.
«Что-то они поздно, – подумала Маргарет, наблюдая, как девушки спешат по направлению к студенческому городку. – Спальные корпуса наверняка уже закрыты. Если девочки живут в общежитии, им сейчас не позавидуешь».
– В Чикаго тоже запирают общежития на ночь? – спросила она Лайама. – Я что-то не припомню.
– Нет, – ответил он, потягивая скотч. – Но здесь, в маленьких городках Пенсильвании... Здесь ничего не меняется. Здесь время остановилось.
Он сделал еще глоток.
– Мы говорили о Мильтоне, – напомнила женщина, вглядываясь в неясную тьму.
– О Мильтоне-козле!
Лайам пересек комнату, осторожно неся перед собой рюмку.
– У него такие громадные ручищи. Когда говорят о руках мясника, имеют в виду именно такие руки.
Лайам усмехнулся.
– Какое уж там у козла мясо! А почему ты смотрела на его руки?
Маргарет отвернулась от окна.
– На них трудно не обратить внимание! Я думала, он раздавит бедную пивную кружку!
Лайам поставил рюмку рядом с кроличьей клеткой. Женщина смотрела, как он просовывает морковку сквозь решетку.
– Мильтон совершенно нормальный. Мне кажется, он интересный человек.
– Интересный? Я видела, как ты зевал, когда он показывал тебе свою коллекцию ножей. Он так подробно рассказывал о каждом из них! Мне казалось, это никогда не кончится.
Лайам рассмеялся.
– Посуди сама, не может же он с такими руками собирать коллекцию наперстков!
Они оба рассмеялись.
Лайам потыкал морковкой в нос кролику.
– Держи, Фиби! Кушай! Давай! Ешь!
Он оглянулся на Маргарет.
– Эта крольчиха явно создана для ирландского рагу! Да она скорее съест собственные орешки, чем свежую, сочную морковку!
Маргарет поежилась. Она задернула занавеску и отошла от окна.
– Лайам, почему все-таки ты держишь эту противную крольчиху?
Лайам ответил не сразу.
– Из-за четырех кроличьих лапок. Мне нужно, чтобы мне везло. Я должен обеспечить себе как можно больше везения.
* * *
Через пару минут раздался такой сильный стук в дверь, что они оба вздрогнули. Лайам сунул морковку в клетку и пошел открывать.
– Уже поздно. Кто бы это мог быть?
Маргарет улыбнулась.
– Может быть, Мильтон. Пришел одолжить немного козьего корма.
Лайам бросил взгляд в зеркало над каминной полкой, чтобы убедиться, что у него все в порядке.
– Маргарет, это жестоко. Нет, правда, жестоко.
Снова раздался стук. Потом кто-то легонько забарабанил по двери кончиками пальцев.
– Входите! – Лайам открыл дверь.
Он не сразу узнал стоявшую на крыльце женщину. Несколько мгновений мужчина молча смотрел на взлохмаченные рыжие волосы, закрывавшие один глаз. Волосы явно пострадали от бесчисленных перманентов и окраски. Потом он заметил ярко накрашенные губы.
