– В каком смысле жуткое? – спросил Рид, старику вновь удалось заинтриговать его.
– Убийство, – коротко ответил Генри. – Некоторые считают, что именно поэтому ангелы так взволнованы. Им надоело ждать, пока истина выйдет на поверхность. Они хотят привлечь чье-то внимание к этой страшной тайне. – Он помолчал, глядя Риду прямо в глаза. – Не исключено, что ваше.
Убийство, утерянное сокровище, таинственная женщина…
На каждом шагу в Бухте Ангелов его поджидал какой-нибудь новый захватывающий сюжет. Рид почувствовал, как у него по спине пробежали мурашки, как будто погода должна была внезапно измениться, или должно было произойти нечто важное. Что за ерунда! Его просто заворожили стариковские россказни.
– История интересная, – с иронией в голосе заметил Рид.
– Но рассказывать ее придется кому-то другому. – Генри вопросительно взглянул на Рида. – Почему бы нам не проехаться к скалам? Изображения там лучше всего видны с океана.
Рид бросил взгляд на изрезанную береговую линию и дальние утесы. За пределами безмятежной поверхности залива водная гладь производила впечатление коварной стихии, готовой в любой момент взорваться ураганом.
– Это далеко?
– Сразу за волноломами. Минут за двадцать доберемся. Может, у вас есть какие-то более важные дела? Вы не похожи на человека, который пишет, основываясь только на чужих рассказах, – с улыбкой заметил Генри, бросая вызов молодому журналисту.
Рид его принял с такой же задорной улыбкой.
– Вы меня совершенно правильно поняли. Поехали.
– Замечательно!
Генри вскочил и стал готовить лодку к отплытию. Он отвязал канаты, включил мотор, и они отплыли. Когда они отходили от причала, Рид приблизился к Генри, стоявшему у руля.
Глаза старого рыбака блестели от возбуждения.
– Вы влюблены в море, как я вижу, – заметил Рид.
– Я всю свою жизнь был связан с морем. Оно у меня в крови. Не знаю, что бы я делал, если бы больше не смог видеть океан, чувствовать солоноватый вкус морского ветра, бьющего в лицо. Вот в чем для меня счастье. – Генри улыбнулся, но улыбка была не радостной. – У моих сыновей совсем другое отношение к жизни. Один из них живет в Детройте, другой – в Небраске. Очень далеко от океана. Но оба счастливы.
– Один из них – отец Тимоти, насколько я понимаю?
– Да. Мой старший, Пол. Они с Эрикой развелись шесть лет назад. Эрика жила здесь какое-то время, но в прошлом году нашла себе нового мужа и перебралась в Лос-Анджелес. Тимоти решил остаться и поселился у меня вместе со своим другом. Я стараюсь с ним почаще видеться. Но ведь он молодой человек, и ему скучно со старым дедом. Какой, однако, чудесный день! Господи, как же я все это люблю!
Рид, прищурившись, пристально посмотрел на старика.
– Сколько пива вы выпили?
– А этот вопрос вам следовало бы задать до нашего отплытия, – рассмеявшись, ответил Генри. Он прибавил скорости, и Риду пришлось ухватиться за бортовое ограждение, чтобы удержаться на ногах.
– Поверьте мне, уж я-то знаю, что делаю.
Слова старика болезненным эхом отозвались в душе Рида. В последний раз он слышал их от человека, которого уже не было на этом свете.
– Что-то случилось? – спросил Генри, искоса взглянув на Рида. – Вы как будто слегка позеленели. Сколько вы выпили пива?
– Совсем немного. Одну бутылку, которую вы мне дали.
Генри кивнул.
– Я заметил блеск у вас в глазах, когда давал вам пиво. Вы частенько пытаетесь забыться с его помощью, не так ли?
– Случается.
– И чего же вы опасаетесь? Боитесь забыть или боитесь вспомнить?
– Возможно, опасаюсь и того, и другого немного. Никогда не думал, что меня так легко раскусить.
– Я уже давно живу на этой земле, сынок.
Рид отвернулся, вновь ощутив неожиданный всплеск эмоций, и вновь от одного-единственного слова. У него не было отца, он никогда не слышал в свой адрес слова «сынок», и ему казалось, что он уже давно привык к этому. Как ни странно, обращение «сынок» в устах старика его успокоило. Более того, здесь, среди водной глади залива, где океанский ветер дул ему в лицо, а горячее солнце согревало голову, он впервые за долгое время ощутил спокойствие и уверенность в себе. Наступило лето, его любимое время года, – длинные дни, короткие теплые ночи и почти постоянно ярко-голубое небо. Время новых возможностей. Рида изумило это неизвестно откуда взявшееся воодушевление. Может быть, причина всему – божественная красота океана. Генри прав, в морском пейзаже есть что-то такое, что вселяет в человека ощущение свободы и собственной силы.
Оглянувшись на старика, он заметил у того на лице выражение нескрываемого восторга и наслаждения.
– Теперь я понимаю, за что вы любите океан.
– Здесь я правлю миром, – отозвался Генри, сопроводив свои слова широким взмахом руки. – Держу пари, вы меня понимаете.
– Когда-то, наверное, я тоже чувствовал нечто подобное, – сознался Рид.
– В море я управляю своей судьбой, ну, по крайней мере, до тех пор, пока мать-природа не решит вступить со мной в неравную игру. Но даже с ней я смогу потягаться. Там, на берегу, слишком много разных людей, которым нравится понукать мной.
– Возможно, это люди, которым вы просто небезразличны.
– И поэтому они считают, что я слишком стар, чтобы ходить по улице без сопровождения, – пробурчал Генри.
Рид улыбнулся и указал на остов сгоревшего двухэтажного дома на одном из утесов.
– Что там такое?
– Владения Рамзеев. Проклятое место. Дом постоянно пытаются отстроить заново, но что-то обязательно этому мешает.
– Наверное, помимо всего прочего, там обитают привидения. А может быть, в нем отдыхают ангелы после работы по раскрашиванию ваших скал.
– Не исключено, – отозвался Генри, как будто не заметив сарказма в голосе Рида. – Единственное, что мне известно наверняка, – это то, что за последние тринадцать лет с тех самых пор, как в подвале этого дома нашли тело пятнадцатилетней Абигейл Джемисон, никому не удалось прожить в нем больше нескольких дней. Девушка была убита. В тот момент дом пустовал – прежние жильцы съехали, а новые еще не прибыли. Какое-то время в убийстве подозревали одного местного парня, Шейна Мюррея, но так и не смогли найти неопровержимых доказательств его вины. Это преступление до сих пор считается нераскрытым. С тех пор дом часто переходил из рук в руки, сменил нескольких владельцев, и там постоянно происходит что-то странное. Люди, которые там останавливались, рассказывали, будто слышали крики, доносившиеся из подвала, крики Абигейл, разумеется.
– Вам бы следовало стать писателем, Генри, – с улыбкой заметил Рид. – Вы прирожденный рассказчик.
– Я не рассказываю сказок, а говорю про то, что было на самом деле.
