Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Глеб со свечкой спустился вниз проводить товарища. Огонек трепетал на сквознячке. Они постояли на крыльце до приезда такси, и Виталий, наказав запереть двери – входную и квартирную, а завтра с утречка отзвониться и доложить, как прошла ночь, наконец отбыл, спросив напоследок, как он, Глеб, относится к нежитям и привидениям. Глеб послал его к черту, и Виталя, по-мефистофельски захохотав, испарился в клубах фиолетового дыма. А Глеб Кочубей остался один. Он стоял на крыльце, пока был слышен шум двигателя, потом запер дверь и пошел к себе… К себе! Звучит-то как! К себе наверх.
Спать не хотелось, и он до трех убирался в своей новой квартире: мыл пол, найдя в подсобке старый таз со сколотой эмалью и тряпку, потом окно и подоконник. Из сада тянуло ночной сыростью и запахами земли и зелени. Затем он, не торопясь, раскладывал свои вещи в шкафу и ящиках письменного стола. Мелькнула было мысль пройтись по дому со свечкой, осмотреться и изучить окрестности, но он рассудил, что утро вечера мудренее, успеется завтра. Помывшись холодной водой под краном на кухне, он упал на кровать, накрылся с головой одолженным у Виталия одеялом и отключился. Последней была мысль о том, что он, похоже, вернулся домой…
Глава 6
Какое-то время назад. Любовники
Я вас люблю, – хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!
Мне не к лицу и не по летам…
Пора, пора мне быть умней!
Пушкин. «Признание»
Машина затормозила у газетной стекляшки, и молодая женщина в черном коротком платьице скользнула на переднее сиденье рядом с шофером. Мужчина за рулем нетерпеливо сгреб ее, приник к губам. Прошептал, отрываясь:
– Ларка, любовь моя! Я чуть с ума не сошел! У нас три дня, поедем к Пашке, он в отъезде. Целую неделю на природе!
– Ты обещал в Италию, – увернулась женщина.
– Пока не получается, подожди немного, – виновато ответил мужчина.
– Мне осточертело отдыхать в загородных домах твоих приятелей! Как бомжи! Я хочу в Италию, в приличный отель, хочу в оперу, хочу в Монако! Я хочу свой дом! Ты обещал!
– Ларочка, потерпи немного, у нас все будет.
– Ты с женой говорил?
– Нет еще, ты же понимаешь, это не так просто. Ольга…
– Не хочу слышать ее имени! – перебила женщина. – Я сама с ней поговорю. Кстати, я подала на развод. Венька в ногах валялся, просил не спешить. Он пьет, на себя стал не похож. А был талант. Талантище!
– Ларочка, я не думаю, что нам следует торопиться…
– Трухаешь? Ты как девочка, Тосик, всех боишься! Своей жены, знакомых, соседей. Думаешь, никто не знает, что у тебя любовница? И жена твоя знает, я уверена, не дура же она у тебя. Неужели ты ничего не замечаешь?
– Ларочка, мы обсудим это, я тебе обещаю, честное слово. У меня подарок для тебя… Сейчас! Вот!
Анатолий сунул руку в карман пиджака, достал маленькую бархатную коробочку. Женщина взяла, открыла. Достала кольцо с крупным голубым самоцветом в обрамлении мелких бриллиантов. Надела на палец, отвела руку, полюбовалась.
– Нравится?
– Тосик, ты меня балуешь! Это… что?
– Аквамарин, под цвет твоих глаз. Не сердись, Ларка, ты же знаешь, как я тебя люблю… Я жить без тебя не могу, минуты считаю до встречи. Ты меня любишь?
– А за что тебя любить? – фыркнула Лара. – Трус, слова не держишь, своей благоверной, как огня, боишься. Не боец.
– Все у нас будет, Ларочка, поверь. Нужно только немного потерпеть. К тебе заезжать будем? Или сразу на природу?
– Заедем за ночной сорочкой.
– Зачем тебе ночная сорочка? – рассмеялся мужчина. – Возьми купальник. Продукты я купил. Ты правда подала на развод?
– Правда. Пора нам с тобой узаконить наши отношения. Согласен?
– Ларка, ты же знаешь, как я тебя люблю.
– Вот и докажи. Тем более… – Она запнулась.
– Что?
– Тем более у нас будет ребенок.
– Что? – Машина вильнула в сторону. – Ты уверена?
– Уверена. Ты не рад?
– Рад, конечно, но… как-то неожиданно.
– Ты же плакался, что детей нет!
– Я рад… Честное слово.
– Ну и хорошо. Только имей в виду, что теперь нужно решаться. Моему ребенку нужен отец.
– Я поговорю с Олей… Обязательно.
– Не называй при мне ее имени!
– Извини, Ларочка. Знаешь, все это так неожиданно…
– Не умри от счастья, любимый. Ты кого хочешь – мальчика или девочку?
Мужчина, которого она называла Тосиком, не ответил, всматриваясь в поток автомобилей, летящих навстречу. Лицо у него было растерянным. Он искоса взглядывал на подругу и тут же отводил глаза…
Лара чувствовала его взгляды и мысленно ухмылялась. Ну и трус же! Совсем мужики перевелись. Ну ничего, зато денежный. Женится как миленький, деваться ему некуда.
Машина въехала во двор, остановилась у третьего подъезда. Анатолий выскочил из машины, распахнул дверцу, помог Ларе выбраться. Они обнявшись пошли к дому. У двери мужчина развернул ее к себе, приник к губам…
– Тосик, потерпи! – расхохоталась Лара, отталкивая его. – У нас целых три дня! Отпусти!
Они вошли в подъезд, и тяжелая дверь громко захлопнулась за ними.
За кустом сирени в глубине двора на скамейке сидела женщина. Бесцветная, в черном платье с белым воротничком, с ниткой жемчуга на шее. Она сидела неподвижно, обхватив руками свои плечи, словно ей было холодно, раздувая ноздри, и взгляд ее, прикованный к захлопнувшейся двери подъезда, не предвещал ничего доброго. Это была Ольга Павловна…
* * *
Глеба Кочубея разбудили птичий гвалт – вороны, синицы и воробьи орали как на пожаре. В окно, затененное ветками, пробивался зеленый свет. Днем его новое жилище поражало убогостью и пустотой еще в большей степени, чем при свечах. Ободранный письменный стол, на нем две пустые бутылки, стаканы и тарелки с какой-то засохшей дрянью; огарок свечи, прилепленный к щербатому блюдцу; несколько стульев и тумбочка у кровати; рассохшийся паркетный пол, затертый, бесцветный, щелястый; покоробившиеся плинтусы. Потрепанное колченогое кресло, знававшее лучшие времена. Кровать на панцирной сетке – как качели. Его новое жилье… Итог жизни. Снова нуль, снова с нуля.
Он стал раскачиваться, и пружины жалобно заскрипели. Взлетая и падая, он рассматривал лепной медальон в центре потолка – с него свисала на сером от пыли шнуре голая электрическая лампочка. Трещины, штукатурка, осыпающаяся белыми лепестками… Лепестками роз, как в одной старинной песне… Японочки, сестры «Пинац», пели, кажется, «Каникулы любви». У мамы была целая коллекция грампластинок, он втихаря таскал их, усаживался на стул задом-наперед и гудел, представляя, что едет на машине, и крутил черный виниловый «руль». Было ему тогда года три или четыре…
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
