Если за прошедшие дни Валенсия доспалась до детской припухлости губок и младенческого румянца, то на осунувшемся, с темными кругами под глазами лице Марка даже при вечернем и почти сумеречно-сиреневом свете была ясно видна печать многодневной бессонницы.
– Hi, привет! – сказал он и тут же положил на тумбочку у кровати толстый запечатанный конверт. – Вот!
– Что это? – спросила, не вставая, Валенсия.
– Десять тысяч баксов.
Лежа на подушке, Валенсия долго смотрела ему в глаза. И в эту глубокую паузу успела подумать о многом. Если она выйдет отсюда с Марком и пойдет или поедет к нему на Харрисон-лэйн, сможет ли она обнаружить за собой фэбээровский хвост? И если да, то станут ли они арестовывать ее при Марке, их бесценном ученом, которому сам президент повесил на шею Национальную медаль? А если они позволят ей ночевать сегодня у Марка, то, имея десять тысяч наличными, не сможет ли она ночью улизнуть из этого дома? По платежам кредитной карточкой им легко проследить за ней, но по платежам наличными…
Глубоко вздохнув, Валенсия отбросила простыню и голышом встала с кровати. Увидела, каким восторгом вспыхнули у Марка глаза, и усмехнулась:
– Садись и жди. Мне нужно сделать пи-пи и принять душ.
И, не ожидая ответа, прошла в санузел.
Марк поднял с пола все ту же «Princeton News» и сел на стул у окна. «Русские шпионы встретились в кафе в Форт-Грин и жаловались на трудности в своей работе» – кричал заголовок на первой странице. Но Марк уже читал эту статью. Он отложил газету и взял с книжной полки первую попавшуюся книгу. «How we see ourselves and how we see others. Princeton University. 2008»[7].
10
От кампуса до Харрисон-лэйн пешком минут пятнадцать, и по дороге Марк убивал время и неловкость лекцией о нанотехнологии. Как ни крути, а он, профессор и доктор наук, поздним вечером открыто, на глазах всего Принстона вел к себе студентку. И потому он чуть громче, чем следует, вещал ей напоказ:
– «Санти» – это десять в минус второй степени, то есть сотая часть метра. «Милли» – это десять в минус третьей степени метра. «Микро» – это десять в минус шестой степени метра, а «нано» – это десять в минус девятой степени, или миллиардная часть метра. Дальше идут «пико», «фемто» и «атто», но это уже совершенно исчезающие величины, мы пока имеем дело только с наночастицами, ну и я подбираюсь к пикочастицам. Что я конкретно делаю? Ты знаешь лего? Из лего дети складывают все что угодно – дома, машины, даже роботов. А мы, физики, делаем то же самое с наночастицами. Пытаемся делать. Вот мы с тобой идем. Для того чтобы сделать шаг и не упасть, наш мозг, как компьютер, моделирует каждое движение, верно? Но, слава богу, вес нашего мозга минимум два фунта, а то и три! А теперь представь мозг комара. Он весит нанограмм! И при этом комар летает даже в темноте, на расстоянии находит тело с теплой кровью, выжидает, когда на это тело безопаснее сесть, впивается хоботком, отсасывает кровь и улетает до того, как я махну рукой, чтоб его прихлопнуть! И этот компьютер, его мозг, весит всего нанограмм, а то и меньше! Мы такой компьютер сделаем лет через сто. А вот сделать батарейку весом в нанограмм и с энергетической емкостью больше, чем у летающего комара, – это то, чем я занимаюсь. И когда я это сделаю…
Валенсия слушала его и не слышала. Дыша вечерней прохладой, запахами травы и пахучих лип, растущих вдоль Нассау-стрит, она напряженно вслушивалась в голоса проходящих студенческих компаний и в шелест шин проезжающих мимо машин. И вглядывалась в стеклянные окна и витрины уже закрытых магазинов и открытых кафе, пытаясь найти в них отражение идущих сзади людей. Преследует их кто-нибудь или нет? Этот серый «Ниссан» уже проезжал мимо них или то был «Шевроле»? Почему эта тетка так пристально посмотрела на нее?
На углу Нассау и Пайн-стрит Марк остановился у «Blue Point Grill».
– Это самый вкусный ресторан в нашем районе. Зайдем?
Валенсия пожала плечами. Она хотела есть, но еще не выбрала манеру своего нового общения с этим Марком. Он купил ее, как проститутку, просто заплатил десять тысяч баксов, и теперь она ему кто – служанка, рабыня, любовница? Конечно, ей не впервой получать за это деньги, но раньше, до двадцать девятого июня, это было почти игрой, performance, забавой. А теперь… Кто она? Шпионка, которой в любой момент могут надеть наручники и бросить в тюрьму, вот кто. У нее нет отца-генерала бывшего КГБ, который тут же побежит к своему другу Путину, чтобы тот позвонил Обаме и обменял ее на пару американских шпионов в России. У нее вообще нет никого, а «папа» Хуан и «Камилла» откажутся от нее так же быстро, как трусливый французский курьер сбежал из «Старбакс», не заплатив ей ни цента за жесткий диск с нанохерней этого Марка. Да, если завтра ее бросят в тюрьму, никто – НИКТО!!! – не напишет о ней в газете и не пришлет ей в камеру даже тампон, таблетку аспирина или почтовую марку! Что он говорит, этот Марк? Куда он ее ведет?
– Ты меня слышишь? Я говорю, одна беда – этот «Blue Point Grill» только открылся, у них еще нет лицензии на продажу спиртного. Но они разрешают приносить свое. Поэтому мы в «Liquor Store» купим сейчас что-нибудь…
Она послушно, как на привязи, перешла за ним через дорогу в винный магазин, где Марк купил бутылку белого «Andre Lurton, Chateau De Rochemorin Blanc, 2007» и бутылку «Veuve Cliquot», и так же послушно сопроводила его обратно через Нассау-стрит в «Blue Point Grill». Там его, конечно, знали и встретили как своего: «Сэр, ваш столик в глубине, где потише», «Меню не нужно?», «Свеча уже на столе», «Белое сейчас открою, отличный выбор, профессор!». (Но блудливым взглядом официант смотрит не на бутылку, а на Валенсию и имеет в виду, конечно, ее.) «Вы начнете с краба на горячих помидорах и полдюжины устриц? Дюжину? Я понимаю…» (И снова взгляд на Валенсию – еще бы! для стойкости на таком «станке» нужны три дюжины устриц!) «Вам тилапию на гриле или хрустящие red snapper? У нас сегодня свежайший канадский лосось…»
В длинном и узком, как пенал, зале далеко не шикарного ресторана Валенсия села лицом к окнам на улицу, чтобы видеть, кто войдет следом за ними. Однако никто не вошел ни через десять минут, ни через пятнадцать (хотя, конечно, те, кто ее пасут – если пасут, – могут сидеть в своей машине и на улице). Но по мере того, как уменьшалось белое в бутылке «Andre Lurton» (очень, кстати, хорошее), Валенсия успокаивалась и, уже с аппетитом доедая действительно вкуснейшего и нежного лосося с теплым соусом, обжаренного на гриле с какими-то травами, услышала Марка и даже посмотрела на него. А он ничего, вполне симпатичный мужик. Слегка небритый, но это даже модно и мужественно. Хороший сильный подбородок, крупные жесткие губы, высокий лоб и, когда смотрит на нее, жадные нетерпеливые глаза. Что он говорит? Что-то про своих родителей – отец и мать тоже физики, были в профессуре Принстонского университета, а теперь на пенсии, купили себе апартаменты в Бока-Ратон во Флориде и уехали туда, а ему оставили дом в Принстоне и дачу в Покано…
