Вот только недолго. С перспективой в любой момент превратиться в злобную тварь на глазах у бывших товарищей.
И хотя Макс вполне серьезно считал вирус божественной карой, он не считал эту кару справедливой. Да, с одной стороны, судя по прочитанным книгам, человечество совершило массу грехов. Но, с другой стороны, Макс каждый день видел, как люди повсеместно доказывают, что давно искупили грехи человечества, что оно уже давно не состоит из бездельников, чревоугодников и половых извращенцев, что оно давно уже почти целиком состоит из героев, которые совершают подвиги, спасают других, таких же обреченных, как они сами, гибнут, терпят лишения без всякой перспективы на изменение ситуации.
Эти мысли были тяжелыми, и когда они возникали, Макс старался их отогнать. Но они упорно возвращались. Слишком уж гладко вписывались они в окружающую реальность, слишком уж слились с ней. Настолько, что чем бы ни занимался, так или иначе подумаешь о главном. Но хотя мысль и была привычной, свыкнуться с понятием обреченности было нелегко. Как ни крутись, а конец один. И если предки реально провинились в чем-то, то он, Макс, в чем не прав? И в чем не правы другие люди Клана, каждый день борющиеся с окружающим хаосом за то, чтобы, в отличие от диких, все же оставаться людьми?
Хотя, конечно, дикие не виноваты, что одичали. У них нет Кира. И это решает все. Да, конечно, дети Клана с пяти лет начинают усиленно учиться, чтобы уже с десяти лет приносить пользу обществу, когда они гарантированно не могут мутировать. А дальше – сколько получится. Но чтобы учиться, надо изначально иметь в социуме знания, точнее, того, кто ими обладает, кто способен их сохранить и передать.
Раньше это делали взрослые. Но теперь взрослых нет. Ни у Клана, ни у диких. Взрослые есть у собак, взрослые есть у мутантов, а вот у людей нет. И это являлось главной проблемой.
Единственным известным Максу взрослым среди людей был сам Кир. Почему-то он не мутировал. Почему, не знал даже он сам. Ходили домыслы, предположения, даже была легенда, что каждый из Клана мог иметь какие-то особые гены, и тоже не мутировать никогда, подобно Киру. Но, как ни крути, Кир был единственным. Вот он есть, и все. Как бог для верующих.
На самом деле Кира звали Кириллом, но в Клане не любили длинных и сложных имен, поскольку зачастую имя являлось еще и позывным в эфире, а в бою не до словесных изысков. Женщин иногда звали длинно и витиевато, но как раз потому, что в боях они участвовали крайне редко. И хотя многие из них не хотели с этим мириться, но основной их функцией было деторождение. Это был их фронт, такой же тяжелый, болезненный и опасный, как для мужчин война и добывание ресурсов. Все ради выживания Клана.
А Кир был стержнем. Носителем знания. Он единственный из Клана жил еще при старом мировом порядке, умел обращаться со сложными штуками тридцатилетней давности, понимал, как они работают, как их можно починить, где взять новые. Он был хранителем письменного знания, он инструктировал преподавателей, которые учили детей читать, он не давал языку упроститься, требовал его правильного использования. Он был Знанием, Законом и Властью в одном лице. И никому бы и в голову не пришло эту власть оспорить.
А у диких не было Кира, и они за тридцать лет, при частой смене поколений, очень быстро деградировали во всем, опустились до примитивных первобытных умений, в которых и лопата – высокая технология. Они жили, чтобы есть, и ели, чтобы жить. Почти как мутанты. Клан не считал их врагами, но у Клана было много ресурсов, что временами побуждало диких пытаться эти ресурсы отнять. Дикие были слабее мутантов, но намного умнее, а убивать их было жалко – люди ведь. Так что иногда они становились неприятным противником. Этнически дикие в подавляющем большинстве состояли из арабов и говорили на совершенно диком слэнге, выродившемся из каирского диалекта.
В Клане же общепринятыми были два языка – русский, как родной язык Кира, и каирский диалект арабского, который являлся языком предков почти для трети населения Клана. И хотя этнически чистых арабов в клане почти не осталось, все же немало было тех, кто считал себя потомком местных. В разговорной речи доминировал русский, но письменность, наоборот, чаще использовалась арабская, причем по причине вполне понятной: дело в том, что все надписи на вывесках, на заборах, на заправках, в газетах и книгах, которые можно было найти, были на арабском. Так что читать по-арабски и писать на нем для всех было привычней, даже для самого Кира. Впрочем, такое двуязычие никому странным не казалось – привыкли. Макс подозревал, что если бы не Кир, то народ сам по себе быстро целиком перешел бы на арабский, но старик следил за сохранением русского, а потому в устной речи общались все преимущественно на нем, да еще и гордились этим, так как это отличало людей Клана от диких.
Чем больше буер удалялся от города, тем меньше его трясло. В отсутствие зданий ветер дул ровно, без турбулентностей, а потому и песок ложился гладко, словно его катком укатывали. Руку на румпеле перестало долбить, зубы уже не клацали, и можно было расслабиться.
Впрочем, песок покрывал далеко не все пространство, которое охватывал взгляд. Ближе к морю раскинулась плодородная зона, там почва и влажность были такими, что можно было кинуть семечко, забыть про него, а через положенный срок просто идти собирать урожай. Чем вовсю пользовались дикие, не умевшие бурить скважины. Они не могли создавать плантации прямо в пустыне, как это делал Клан, они зависели от естественных и искусственных водоемов, от разливов рек, а значит, постоянно рисковали нарваться на мутантов. И нарывались периодически, из-за чего их численность постоянно менялась.
На смену вымирающим племенам откуда-то приходили новые, и никогда не получалось предсказать, где с ними встретишься, а где нет. Вроде еще вчера тут видели диких, а сегодня уже никого.
Больше всего дикарей жило на некотором удалении от озера Мариут. В самом озере мутантов было не счесть, но далеко от воды они не бродили за ненадобностью, потому что вокруг полно было сочной травы, и козы расплодились в невероятных количествах. Козы были чем-то вроде буфера между мутантами и дикими. И те и другие их ели, но коз меньше не становилось. Мутанты вообще дальше двух километров от воды старались не выдвигаться, а при наличии хорошей еды так и вовсе не делали этого никогда. Дикие знали об этом и пользовались данной особенностью.
Когда плодородная зона с ее потенциальными опасностями осталась позади, Макс, посоветовавшись с Ахмедом и сверившись с картой, взял новое направление, чуть ниже к ветру, что соответствовало курсу бакштаг и являлось прямой линией до поселения. Правда, и скорость снизилась до тридцати пяти километров в час, а это означало, что дорога займет часа два.
Макс вздохнул, представляя, как придется отчитываться перед Киром. Вернулись без топлива и с потерями. Неудачный рейд, возразить нечего. Но что-то говорить все же придется. И в глаза Киру смотреть тоже придется.
Впрочем, куда важнее и неприятнее было другое. Заправка, разрушенная провалом, была последним разведанным источником топлива. Все станции западнее уже осушили, а продвигаться на восток означало приближаться к озеру Мариут, со всеми вытекающими из этого опасностями. Но как ни крути, топливо являлось основной жизненной силой Клана. Без него никак. Значит, снова придется идти на риск и на жертвы.
