В документе не было ни слова о том, как она живет, с кем дружит, есть ли у нее мужчина. Ответов на вдруг ставшие для него очень важными вопросы в досье не было. Рука сама собой потянулась к кнопке вызова секретарши, но Николай вовремя одернул себя. Нужно не собирать сведения на Веру, а подумать, как помочь ей и попавшей в беду девочке.
Он вставил ключ, но так и не включил зажигание. Даже теперь, спустя семь часов, Николай продолжал думать о Вере. Удивительно, что раньше он никогда не замечал, как она улыбается, как говорит, а голос у нее восхитительный, довольно низкий, волнующий. «Интересно, какая она в постели?» — подумал он и постарался запрятать подальше эту мысль. Он вообще не знал женщин, кроме собственной жены. Может показаться странным, но Николай действительно никогда не изменял Виолетте. Либо потому, что ему вполне хватало жены, либо из-за того, что по характеру был однолюбом. Смешно сказать, но он даже думать о других женщинах себе никогда не позволял. Одно только обстоятельство угнетало его в жизни — отсутствие детей. Ему всегда казалось, что дети в семье необходимы, но жена придерживалась иного мнения. Раньше, когда они были молоды, Виолетта боялась испортить фигуру, а теперь ссылалась на возраст. Как ни убеждал он жену, к каким только ухищрениям ни прибегал, она оставалась непоколебима. Последнее время у них были скорее дружеские отношения. Уже несколько лет прошло с тех пор, как Виолетта перебралась в другую спальню и навещала его не чаще одного-двух раз в месяц. Впрочем, Николай не настаивал, смешно играть роль героя-любовника в сорок семь лет, если ты им не был в двадцать. Так сложилось, что он, судя по всему, не отличался бурным темпераментом. Да и Виолетта была у него не просто единственной женщиной, но первой. Тогда, после окончания аспирантуры, он начал работу над диссертацией. Вскоре выяснилось, что его знаний языков не хватает. Изучивший достаточно неплохо немецкий язык Николай совершенно не знал английского, а необходимая литература в основном была англоязычной. Через знакомых вышел на очень хорошую переводчицу. Ею оказалась Виолетта.
Обратившись к ней за помощью, он незаметно сблизился с ней. Вскоре почти все вечера они стали проводить вместе. У них оказались схожие вкусы. Оба любили театр, оперу. Виолетта во многом помогала Николаю. Ухаживаний не было. Вместе работали, вместе отдыхали. Как-то раз родители Николая уехали, а Виолетта засиделась допоздна над переводом у него дома. Все произошло естественно, просто и незатейливо. Она вошла в его спальню, спокойно, словно делала это уже сотню раз, разделась и забралась к нему под одеяло.
— Знаешь, Коля, мне немного страшно одной в чужом доме, обними меня, пожалуйста, — сказала она и прижалась к нему стройным прохладным телом.
Утром за завтраком Виолетта предложила пожениться. Николай, еще не совсем пришедший в себя после того, что произошло, согласился. С этого дня они начали жить вместе. Он успешно защитил кандидатскую, Виолетта по-прежнему работала переводчицей. Николай некоторое время преподавал, затем появилась возможность создать свое бюро по разработке и внедрению программного обеспечения. С помощью жены, благодаря ее коммерческой хватке, бюро быстро превратилось в преуспевающую фирму с солидным штатом и приличным оборотом. Николай был стопроцентно убежден, что у него самого ничего бы не получилось.
Последние несколько лет Виолетта занималась только домом и собой. Но тем не менее фирма процветала и денег в семью приносила вполне достаточно. Николай, по сути, давно отошел от непосредственной разработки и занимался только администрированием. Странно, эта новая ипостась ему нравилась.
Только сегодня у него почему-то начали появляться фривольные мыслишки по поводу Веры. Николай нервно поерзал на сиденье. «Еще не хватало на старости лет завязать служебный роман с подчиненной!» — оборвал он себя и повернул ключ в замке зажигания.
— Ты знаешь, по виду из окна можно вычислить, где и на каком этаже находится квартира, в которой сделаны все эти снимки, — закончил мысль Казимир.
— Выходит, мы их сдаем властям, они распутывают почти доведенное до конца нами дело, получают пряники, а мы остаемся с носом. Так? — поинтересовалась Лиза.
— Не совсем. Поскольку у нас с тобой на руках все карты, мы пока опережаем милицию как минимум на несколько шагов. Значит, и наш репортаж выйдет за несколько часов до того, как эту банду возьмут. Только и всего. Мы сдадим одновременно готовый материал Егору и в прокуратуру, — потянулся в кресле Казимир.
— А что будем делать с письмом Михая? Захороним, как радиоактивные отходы? — спросила Лиза.
— Думаю, стоит поговорить с Егором. Я не хочу заниматься откровенной самодеятельностью. Расследование стоит денег, а я не хочу платить за все из своего кармана. Пойми, у нас с тобой почти нет никаких данных, а значит, копать придется на пустом месте. Единственная зацепка состоит в том, что груз шел через город, но откуда он вышел, совершенно непонятно. Или ты считаешь, что на этикетке действительно указаны выходные данные производителя?
— В любом случае это единственное, что у нас есть, — заметила Лиза.
— Ты предлагаешь мне прямо сейчас отправляться на Урал? — хмыкнул Казимир.
— Нет, позже, когда исполнишь супружеский долг. Но не раньше, — рассмеялась Лиза.
Несколько следующих дней они посвятили розыску дома, в котором, по всей вероятности, велась съемка девушек. Казимир чуть ли не сутками просиживал теперь за компьютером, до тошноты рассматривал сброшенные на хард фотографии обнаженных девочек-подростков. Он упорно искал то, что их объединяло. Важны были любые зацепки. Как назло, именно этих деталей было мало.
— Что ты пытаешься найти? — спросила Лиза, ставя перед монитором уже неизвестно какую по счету чашку кофе.
— Сам не знаю, любую мелочь, которая повторяется. В частности — вид из окна.
— И как успехи?
— Никак! Уже тошнит от голых девок, а результат нулевой.
— Знаешь что, Казимир, мне кажется, ты неправильно ищешь. Отсортируй для начала все имеющиеся фотографии на те, где снимки сделаны общим планом, тебе же не нужны анатомические подробности. Я думаю, так ты сможешь двигаться значительно быстрее.
— Лиза, а ведь ты права!
Через час работы осталось немногим более полусотни снимков. Но до решения задачи было очень далеко. Большую часть фотографий сделали ночью. Даже если в кадр попадал квадрат окна, разобрать, что за ним, не представлялось возможным. Казимир упорно увеличивал, обрабатывал, детализировал. Компьютер нехотя, гудя натруженными кулерами, терпеливо прокручивал в своих электронных мозгах миллионы и миллионы мегапикселей, превращая их в нули и единички.
Перед глазами уже стелился туман, серый непонятный свет лился из неплотно зашторенного окна. В горле першило от табака. В голове стоял шум. Виски давило. Казимир попробовал сделать глоток кофе, но пересохшее горло не воспринимало черный, густой, будто смола, напиток. Голос Лизы не доходил до сознания, звучал отстраненно, словно через вату.
— Лизонька, будь добра, свари мне горячий кофе, холодный в горло не лезет, — попросил Казимир и не узнал собственного голоса.
