Книга Идеаль - Фредерик Бегбедер

Поначалу я имел снежно-бледный вид. Такого количества мертвецов, как в вашем городе, я никогда не видел. Народ гибнет, переходя Тверскую, — поскольку светофоров там нет, машины поддают газу, чтобы задавить пешехода. Однажды на меня напали менты, пытаясь забрать себе мои кредитные карточки, деньги и документы. Я откупился пятьюстами долларами и уехал по Гагаринскому переулку. Умирают на улицах, в барах, в драках. Каждый проезд по Москве — это скачка с препятствиями: либо по три часа торчишь в пробках, либо отдаешь богу душу в «ладе» с пьяным чеченцем за рулем. Мне нравится кататься в Москве на лыжах, съезжая по белоснежному спуску прямо к Большому, мчаться прочь от здания бывшего КГБ (этим видом спорта увлекались еще при Брежневе — натянув на уши шапку, прохожие спешили перейти на другую сторону Лубянской площади, чтобы не слышать протестов невинно осужденных и криков, доносившихся из пыточных камер). Да что вы? Их было не слышно, потому что лубянские подвалы находятся глубоко под землей? Век живи, век учись. Круто у них все было устроено. В сущности, КГБ никуда не делся, он просто сменил согласные в своем названии. Свергнув с пьедестала статую Дзержинского перед зданием ФСБ, вы выбрали себе в президенты образцового служащего этой организации. Подобная преемственность — источник всех ваших бед: вы не перерезали пуповину с мучителями. Россия — страна безнаказанных преступлений и сознательной амнезии. Что вы такое говорите? Умение прощать? Но вам бы следовало знать, святой отец, что прощения надо сначала попросить, а тут это не принято, и половина чиновников как сидела, так и сидит на своих местах. Если вы на самом деле хотели, чтобы справедливость восторжествовала, мэрия должна была установить Соловецкий камень в память жертв ГУЛАГа в центре площади, а не ссылать его в соседний сквер. Тогда по примеру южно-африканцев вы бы смогли амнистировать руководителей, признавших свои злодеяния. Публичная исповедь требует мужества, но это единственный способ покаяться в коллективных преступлениях — альтернативой может стать гражданская война. Вы предпочли сделать вид, что ничего особенного не случилось. Хотя то, что случилось, очень просто сформулировать: случились, отец, ПЯТЬ ХОЛОКОСТОВ. Знаю, о чем вы сейчас думаете: ваш собеседник выпил слишком много водки. Это правда. Но я знаю, что говорю: во Франции нас постигла точно такая же амнезия вследствие коллаборационизма, Мадагаскара, Индокитая и Алжира. Принято считать, что лучше двигаться вперед, а то если начать открывать архивы, опозорены будут все — к этому, кстати, привела политика люстрации в Румынии, Болгарии и Польше. В Камбодже только тридцать лет спустя начали процесс по делу о геноциде, устроенном красными кхмерами, но главные преступники уже давно умерли. Турки отказываются признать массовые убийства армян. Будет ли Россия готова к публичному саморазоблачению до 2030 года? В темные времена чисты только мертвецы. Кататься на лыжах в городе гораздо забавнее, чем в горах. Скользить приятней, чем ходить. Грязь надо прятать под пушистыми коврами. Скольжение — это способ мышления, а может быть, и жизни. Несешься себе с ветерком по несовершенному бытию, лавируешь между препятствиями и увиливаешь от серьезных проблем, входя в роскошные бутики «Mercury» и ГУМа, что напротив мавзолея Ленина, ведь теперь от «Правды» до «Прады» один шаг.

Случалось, выйдя из отеля «Ararat Park Hyatt», я катился по гололеду под руку с близняшкой Миши Бартон. Когда я мчал по Театральному проезду, там уныло толпились бедняги, не попавшие в клуб «Osen», а напротив возвышалась статуя Ивана Федорова, русского Гуттенберга, оглушенного R&B и зажатого между магазином «Бентли», дистрибьютором «Феррари» и ювелирным бутиком «Булгари». Человек, давший в XVI веке старт русской литературе, теперь взят в тиски блядским клубом и шикарными гаражами и обязан слушать целый день напролет «Jenny from the Block»…[24]незавидная судьба! Через сто метров смурной Карл Маркс пристально смотрит, как рушат Большой театр, стыдливо прикрытый гигантским полотном с рекламой «Ролекса». Четырнадцать лет назад в вашем городе вообще не было рекламных щитов, теперь их тут больше, чем в Париже. Под ногами | у Маркса по-прежнему красуется его призыв: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» (отличный был бы слоган для швейцарского часовщика!). Это не тот ли Маркс, который писал: ничто не избежит разлагающего влияния капитализма? Он самый… Когда я думаю, что человек сорок владеют четвертью России… От судьбы не уйдешь… Известно ли вам, что в Освенциме, на месте бывшего лагерного склада, поляки построили дискотеку под чудным названием «System»? Один тоталитаризм приходит на смену другому — демократия тут мнимая, мы сразу перешли к постдемократической System. Ключевые слова для описания системы, которая царит в наши дни на планете, не «капитализм», а «плутократия хотизма». Коллективистская утопия, а следом коммерческая не оставили и мокрого места от нескольких столетий европейского гуманизма. Если желание, по Боссюэ (ваш собрат священник!), — это движение маятника от вожделения к отвращению и от отвращения к вожделению, то общество хотистов будет вечно метаться между этими двумя идеологиями — вожделизмом и отвращизмом. Вожделизм (ранее известный как зависть, чревоугодие, ревность, прожорливость и сверхпотребление) неминуемо приводит к отвращизму (ранее известному как нигилизм, фашизм, ненависть, терроризм, геноцид). Я вам наскучил? Может, вы и правы: кто мы такие, чтобы говорить о политике, — не тронь говно, и, главное, ни в коем случае не соглашайся с тем, что десятки миллионов людей погибли зря. Я вот думаю, не служит ли русский национализм, национализм вашей церкви и ваших правителей, прикрытием блистательного отсутствия декоммунизации. Когда нет правосудия, воцаряется страх. Именно по этой причине Владимир Буковский требовал устроить коммунистам Нюрнбергский процесс. Пока эта страна не посмотрит в глаза Истории, она не избавится от несчастий, поскольку у всех ее жителей поджилки трясутся. Прошлое не выбирают. Россия после 1991 года — это Германия в 1945-м, Испания после Франко, Италия после Муссолини, Франция после Петена и я после Франции. Атрофия памяти не поможет найти свою дорогу в жизни. Куда меня понесло, izvinite, никак ладан ударил в голову… Может, я возомнил себя Россией? Если уж на то пошло, я тоже ненавижу вспоминать. Я тоже боюсь своего прошлого и запрещаю себе мечтать, собственно, поэтому я и оказался здесь. В самом сердце System.