Рамон привез друга, который хочет посмотреть на их камышовые лодки? Но никто из племени сери больше не вяжет аскам. Где лодка, которую Рамон видел два года назад? Эта как раз была последняя. В соседней деревне теперь тоже нет аскам, власти выделили на каждую деревню по деревянной лодке с подвесным мотором. Какой-то голый карапуз, внимательно слушавший наш разговор, убежал и вернулся с игрушечной моделью торпедного катера из желтого пластика.
Спустилась ночь, нам одолжили несколько картонок, и мы сделали себе из них постель на полу сарая, где хранились рыболовные снасти. Ворочаясь на жестком ложе, я слышал монотонные голоса индейцев, они всю ночь о чем-то толковали у своих костров и легли спать лишь под утро, за час до того, как мы поднялись.
Еще не зарделись на солнце макушки кактусов, а наша четверка уже сидела в кольце индейцев, глядя на тихий залив. Никто не произносил ни слова. Все только смотрели. Наконец Чучу неторопливо встал, спустился к воде и забросил небольшую сеть. В две закидки он прямо у берега поймал четыре крупных рыбы. Два мальчугана с острогами в одно мгновение удвоили улов. Завтрак обеспечен. Остальные продолжали сидеть. Других событий в этот день явно не предвиделось.
– Вы не сделаете для меня аскам? – осторожно спросил я.
– Мучо травахо («Много работы»), – последовал дружный ответ.
Их знание испанского явно исчерпывалось этими словами, дальше требовался переводчик. Чучу пришел на помощь.
– Я заплачу, – пообещал я. – Получите товары или песо.
– Мучо травахо, – повторили они.
Я надбавил цену. Индейцы промолчали. Надбавил еще.
– Далеко идти за камышом, – нерешительно сказал Чучу.
– Мы пойдем с вами, – я встал.
Четверо индейцев согласились отправиться за камышом: Чучу, двое из его братьев и сын одного из них. Только старший брат, Каитано, знал, где растет камыш: на озере. На Исла-Тибурон, Акульем острове, вон он в лучах восходящего солнца, по ту сторону залива.
Пригодился подвесной мотор, предоставленный властями. И вот мы уже идем к горизонту, рассекая мелкую волну. Я недоумевал: неужели ближе нет камыша?
– Это камыш пресноводный, – объяснил Каитано. – Он на здешнем берегу не может расти. Надо добираться до озера.
Впереди из воды выросли крутые пики Исла-Тибурон. Остров изрядный, площадь больше тысячи квадратных километров, его даже на карте мира видно. Мы причалили к белому песчаному пляжу, дальше до розовеющих гор простиралась ровная полоса земли с кустарником и единичными кактусами-великанами. На берегу, глядя на нас, неподвижно стоял олень-беррендо с горделиво поднятой головой, увенчанной великолепными рогами. Скорей камеру сюда, только без шума, чтобы увековечить его, пока он не обратился в бегство! Олень продолжал стоять недвижимо. Мы подкрались ближе. Еще ближе. Я шел первым, держась в кадре. Только бы не спугнуть... В эту минуту олень тронулся с места. Гордо, решительно он пошел вперед, нагнул шею и легонько уперся мне головой в живот, просунув рога у меня под мышками. Я попробовал его оттолкнуть, чтобы можно было снять путные кадры. Куда там, олень хотел сниматься именно так, и сколько я его ни толкал, как ни силился прекратить этот унизительный спектакль, все напрасно, ласковый олень то отступал, то снова напирал, ни на секунду не отпуская меня, но и не причиняя мне боли. Дурацкое положение, неожиданный оборот нашей киноохоты. И лишь когда я почесал оленя за ухом, он от удивления отнял голову и воззрился на меня огромными глазами. Воспользовавшись случаем, я шаг за шагом отступил к двуногим, вместе с которыми сошел на берег.
Мы вытащили лодку на песок подальше от воды и зашагали по равнине. Где же озеро в рамке из камыша? Увы, кругом был только песок с лабиринтом из вечнозеленого кустарника и кактусов. Никакого намека на тропу. Одни лишь олени, зайцы, ящерицы, змеи и всякие мелкие твари оставили свой след. Акулий остров необитаем с той поры, как индейцев сери принудительно переселили на материк.
Каитано еще помнил, как это было.
Мы шли, шли... Направо, налево, прямо, отыскивая проходы в зарослях, курсом на горы.
– Где же озеро? – спрашивал то один, то другой из нас.
– Вон там, – показывал носом Каитано. Мы продолжали шагать дальше. Море осталось где-то далеко позади. Зато горы подступали все ближе. Вот и подножие. Полдень, солнце печет макушку, а у нас ни воды, ни продуктов.
– Ну где озеро, пить хочется, – пробурчал Герман.
– Вон там, – Каитано показал носом вверх.
Мы начали карабкаться по заполненному каменной осыпью кулуару в рыжеватом склоне. Внизу нам встречались одни зайцы да ящерицы, здесь же мы то и дело спугивали баранов и оленей, которые явно не были нам рады в отличие от чудака на пляже. Несколько раз мне попались черепки от индейских кувшинов. Не иначе, тут споткнулся кто-то из ходивших по воду.
Выше, выше... Даже не верилось, что на сухой-пресухой горе, где растет один кактус, может быть озеро.
Вдруг Каитано остановился и показал вперед, теперь уже рукой. Мы стояли на скатившихся сверху глыбах, перед нами простиралась заваленная камнем выемка, а на противоположном склоне расщелина в красной породе вела в котлован, где в лучах солнца выделялось зеленое пятно, которое сочностью и яркостью тона превосходило все кактусы и прочие растения засушливой прибрежной полосы. Камыш!
Усталые, мучимые жаждой, мы прибавили шагу. Море синело далеко внизу, и мы мечтали поскорее нырнуть в озеро и вдоволь напиться. Я приметил искусственную кладку на двух-трех карнизах – это поработали люди. Добравшись до зеленой чащи, Каитано начал прорубать себе путь секачом, и вскоре его смуглая спина с черной косичкой пропала в высоком, выше человеческого роста, камыше.
– Где озеро? – спросил я, догнав его.
В густых зарослях было видно не дальше вытянутой руки. Каитано стоял, глядя себе под ноги. Он показал носом вниз, на черный влажный перегной. Мы подтолкнули его, спеша поскорее выйти к озеру. Каитано нехотя пригнулся и нырнул в темный туннель, проложенный в чаще животными, которые ходили здесь на водопой. Туннель заканчивался полостью, достаточно большой, чтобы вместить почти всех нас. Чувствовалась близость воды. Мшистые камни были словно холодные губки, а между ними, в ямке шириной с умывальный таз, поблескивала лужица, затянутая зеленой ряской. Я уже хотел присесть в лужицу, чтобы немного освежиться, но меня вдруг осенила догадка... Кажется, лучше не мутить эту воду!
– Где озеро? – спросил я.
– Здесь, – сказал Каитано, показывая на лужу. Мы промолчали. Все мы вдруг ощутили страшную жажду теперь, когда обещанное озеро вдруг растаяло, как мираж. Осторожно выловив ряску, набрали горстью воды – только-только всем смочить горло. Оставшейся мутной жижей смазали воспаленную кожу, потом погрузили ноги в ил, чтобы использовать всю влагу до последней капли.
Что ни говори, здесь, в тени, было на диво свежо и приятно, и жизнь сразу стала восхитительной. Наибольшую радость доставляют сильные контрасты: капелька ила и клочок тени после перехода по пескам подарили нам больше блаженства, чем обед с шампанским после поездки на трамвае.
