Впрочем, эта гневная тирада не произвела на Сашу Бабкина никакого впечатления. Подобные сцены случались уже не в первой. Он продолжал сидеть в конце стола для заседаний, угрюмо изучая узоры на ковровом покрытии пола. Попыхтев немного, отошел и Михаил Павлович.
— Вот ты говоришь, что у шантажистов есть пленка, — продолжил он язвительно, — но ведь тебе показали всего лишь какой-то сверток! Который потом якобы забрала неизвестная женщина. Все это напоминает классическое мошенничество! Кстати, ты ничего не перепутал с этой бабой?
— Нет! — обиженно огрызнулся помощник. — Когда Марков сказал, что за нами, скорее всего, следят, и с побледневшим лицом бросился в холл, я направился в другую сторону, к ресторану — там есть еще одна дверь. Уже у выхода я оглянулся и увидел, что сверток схватила сидевшая поблизости дама лет… этак тридцати трех — тридцати пяти.
— Так-таки ни с того ни с сего схватила и убежала! Что это ей взбрело в голову?!
— Откуда я знаю?!
— А разве нельзя было все это инсценировать?!
— По-вашему, женщина тоже работала на них?
— Почему нет?!
— Она совсем непохожа на уголовницу…
Дергачев поднял глаза и руки к небу. Он все-таки был великим артистом.
— Господи, кто работает на меня?! Кому я плачу деньги?! — Михаил Павлович перевел взгляд на помощника. — Мошенники всегда выглядят приличными людьми! Заруби себе это на носу! Иначе опять когда-нибудь меня подставишь!
— Ну да, валите теперь все на меня, — загнусавил Бабкин. — Я во всем виноват.
— Ты не хочешь признавать очевидных вещей. Ответь, почему облава была устроена как раз тогда, когда тебе только собирались передать кассету, но никак не позже, а? Они словно боялись, что даже ты обнаружишь фальшивку! — Политик не смог отказать себе в удовольствии унизить подчиненного еще раз.
— Но ведь меня и Маркова действительно задержали сотрудники ФСБ, а не кто-то еще! — воззвал к справедливости помощник. — И отвезли нас не куда-нибудь, а на Лубянку! Где устроили нам очную ставку. Получается, фээсбэшники в сговоре с бандитами, так что ли?! Или просто сдали им у себя комнату, где меня и допрашивали?!
Аргумент был весомый. Он исключал всякое предположение об инсценировке облавы в гостинице. Спецслужбы действительно копали под шантажистов, пытались взять их с поличным на месте преступления. А значит, все компрометирующие материалы на Дергачева со временем могли оказаться в ФСБ.
— Кстати, ты не наболтал там лишнего? — включился в разговор Татошкин, которому вся эта история тоже обещала мало хорошего.
Он уже привык к теплому, хлебному месту в Государственной думе и отлично понимал: если рухнет Дергачев, то за ним покатится в тартарары и вся партия «Сильная Россия», а также распадется соответствующая парламентская фракция. В душе Татошкин очень трезво оценивал свои возможности и возможности коллег. Им самим такую глыбу не потянуть, а на раскрутку нового лидера понадобится слишком много денег.
— Нет! — покачал головой Бабкин. — Фээсбэшники ничего не вытащили из меня, а надавить им было нечем.
— Ты говорил, что сегодня тебе уже позвонил этот сучий сын Марков, — вновь перехватил инициативу Дергачев, не любивший, когда его перебивают.
— Да. Он тоже видел ту женщину со свертком, но уже в холле. По его словам, они обязательно ее найдут.
— Как?
— У них, мол, есть какая-то зацепка. Он клянется, что кассета будет возвращена.
— Возвращена! — передразнил Михаил Павлович. — Дебилы! К тому времени эта сучка и сама ее посмотрит, а может, и кому-то еще покажет! Если они меня угробят… Если поднимется шум… Я их сам тогда уничтожу!
Угрозу Дергачева, порожденную чувством бессилия, трудно было воспринимать серьезно. Чтобы спрятать свои ухмылки, способные спровоцировать новый поток ругательств, затянуть выяснение отношений до бесконечности, его подчиненные потупились.
— Может, та ненормальная и не станет вскрывать сверток, смотреть пленку. Все-таки чужая вещь… — не очень убедительно протянул Татошкин.
Михаил Павлович с лютым сарказмом посмотрел на своего зама:
— Ну да, женщина — и не полюбопытствует: что там? Хоть ты не говори ерунды!
— Хорошо, пусть даже она посмотрит запись, но если кассету отберут, кто поверит бабским сплетням?! Думаю, ее и проинструктируют соответствующим образом.
— Это так… Но в любом случае мы тоже не должны пускать процесс на самотек. Нам надо самим состыковаться с этой женщиной, — решительно заявил Дергачев. — Саша, ты сможешь узнать, кто она, где живет, работает? Через того же Маркова. Ну, естественно, когда они сами все выяснят.
— Зачем? — не понял Бабкин.
— Не надеясь на других, мы обязаны нейтрализовать ее! Навеки заткнуть ей рот!
— Миша, ты что?! — опешил Татошкин.
— А ты что подумал? Что я хочу ее убрать? Физически? Спасибо!
Он низко поклонился, мол, с такими подручными ему остается только юродствовать.
— А что тогда?
— Моя идея заключается в том, что мы должны или подкупить эту дамочку, или, что гораздо лучше, найти на нее какой-то компромат. Если же его нет, подставить ее, причем так, чтобы это тянуло на приличный срок. Тогда она никогда в жизни не станет ничего рассказывать.
— Гениально, — расплылся зам.
— Все, что я ни делаю, — гениально, — подытожил не страдавший комплексами Михаил Павлович. — Но, перво-наперво, Саша, ты должен достать ее координаты…
Когда помощник ушел, Дергачев и Татошкин еще долго обсуждали, как можно скомпрометировать так некстати вмешавшуюся в историю незнакомку. И в громадном, темном здании Государственной думы, выходившем на Охотный Ряд, одиноко светились два окна, заставляя прохожих умиляться работоспособностью народных избранников.
Глава 6
В понедельник Тамара Никитенко проснулась совершенно разбитая, словно ее переехал грузовик, да еще с прицепом. Голова раскалывалась от тупой боли. Не помогли даже две таблетки аспирина и большая чашка крепкого кофе. Состояние ее было таким плохим, что она решила не садиться в машину, а отправилась на работу на метро.
Всю ночь Тамару мучили кошмары, а уже под утро приснилось, что какой-то красавец-мужчина, очень напоминавший того, из лобби-бара гостиницы «Метрополь», заманил ее в свой дом, почему-то находившийся в джунглях. Как она могла оказаться в таком месте, было совершенно непонятно. В реальной жизни дальше Вероникиной дачи Тамара обычно не выбиралась, а подмосковный лес совсем не походил на тропические заросли: он был редким, вдоль и поперек истоптанным дачниками. Причем во сне, направляясь за незнакомцем сквозь труднопроходимую чащобу, она понимала, что он замышляет что-то нехорошее, но все равно покорно шла за ним.
Дом у этого человека оказался большим, двухэтажным, в характерном для джунглей колониальном стиле. В таких обычно много солнца, воздуха, но стоило Тамаре в него войти, как она очутилась в каком-то каземате. Снаружи не пробивалось ни единого лучика, а темные, покрытые чем-то липким стены освещались множеством самых разных по размеру и форме свечей, нещадно коптивших от нехватки кислорода. Они стояли на полу, на шкафах, на столах, стульях, в изголовье застеленной мохнатыми шкурами кровати.
