— А ты не знаешь? — усмехнулся Влад.
Как и ожидалось, все закончилось ничем. Двери темницы распахнулись. Владу вернули вещи, деньги, пистолет, удостоверение.
Никто его не встречал. На улице было свежо — моросило м температура упала до пятнадцати градусов. Лето выдалось дождливое и промозглое. Но Влад наслаждался падающими на лицо каплями, резкими порывами ветра. Он наслаждался открытым пространством, тому, что его не сковывают тесные стены камеры.
Добравшись своим ходом до работы, он зашел к ребятам. Ломова не было. Балабин, печатавший на машинке документ; обернулся, увидел безвинного сидельца и искренне обрадовался:
— Мы звонили в прокуратуру. Думали, ты к вечеру выйдешь. А то бы встретили заранее.
— Ничего, — отмахнулся Влад. — Как у нас тут?
— Таскали всех в прокуратуру по твоему поводу.
— И что?
— А ничего…
Потом Влад отправился к начальнику отдела Казанчеву. Тот встретил его сухо и смотрел не в глаза, а куда-то в сторону.
— Ну что, товарищ командир, давай начистоту. Что за бульник у тебя за пазухой? — спросил Влад.
— Ты не представляешь, какие тут битвы были. И из управления по борьбе с личным составом меня атаковали. И из министерства. Вот, — показал Казанчев на пачку газет. — Это все статьи с описаниями страданий Маничева.
— Я некоторые читал.
— Вцепились они в тебя, — начальник отдела показал глазами наверх. — Казнить, нельзя помиловать… Ну, мы переставили запятую. Так что сегодня — казнить нельзя… Но и миловать тебя никто не собирается.
— Ни войны, ни мира, как говаривал Лейба Бронштейн.
— Точно говаривал. Выторговали мы тебя, понимаешь, с условием, что не будешь больше мозолить глаза.
— Что сие означает?
— Что твое место — вакантное.
— Ну?
— Собирайся на землю. Притом не в оперативную службу, отдел участковых инспекторов. Я нашел тебе местечко.
— Мне больше нравится пропуска у входа проверять. Прекрасно себя чувствуешь, — усмехнулся Влад.
— Чего смеешься?
— Потому что смешно… Давай листок. Рапорт буду писать.
Казанчев протянул Владу листок и авторучку, и тот вывел своим неразборчивым, куриным почерком:
«Прошу уволить из органов внутренних дел».
— Не дури, Влад. Через год-другой мы тебя выдернем обратно. Полови пока пьяниц.
— Ты не представляешь, как мне все это надоело.
— Что тебе надоело?
— Бить бандформирования по хвостам, а не по голове. Извиняться перед насильниками детей. Ползать на брюхе перед ворами, которые стали вдруг властями предержащими. Я устал. Эта война, где против нас — пушки, а у нас — рогатки.
— Брось, Влад. Все не совсем так.
— Все еще хуже… Пока, — Влад поставил размашистую роспись и поднялся.
— Влад, подождем до завтра, — завел Казанчев. — Подумай спокойно…
— Привет Политику, — Влад вышел из кабинета… Но если уж началась черная полоса, то тянуться ей и тянуться. Кто-то на небесах будто решил испытать Влада на прочность…
После визита на работу Влад отправился в давно приглянувшийся ему бар на Ленинградском проспекте. Там он немножко поднагрузился, что, впрочем, настроение не подняло, и двинул до дома.
— Значит, из командировки? — посмотрела Люся на него зло. После его задержания Николя, чтобы не беспокоить жену погоревшего товарища, позвонил и наплел что-то о срочной командировке.
— Ага. Из командировки, — усмехнулся Влад.
— И где же ты был?
— В Пензе.
— И не мог две недели позвонить?
— Не поверишь — ни секунды времени не было.
— Значит, летал без чемодана, без вещей…
— Срочно надо было. Один бандит авторитетный там нарисовался.
— Ты все врешь… Ты все врешь… Ты мне постоянно врешь…
— Да? — Он озадаченно уставился на нее.
Тысяча первая серия «Рабыни Изауры»: «Ты подлый изменщик, нечестивый лжец, а я на тебя всю жизнь положила!»
— Ты мне все время врешь… Твои шлюхи…
— Где это ты видела моих шлюх? Может, я и гулял бы со шлюхами, но у меня нет на это времени. Я сутками на работе.
— Ты сутками неизвестно где. У тебя на пиджаке женские волосы.
— Один раз было. Тогда рейд по притонам проводили.
— Ты врешь, ты все врешь опять! — крикнула Люся яростно. Нельзя сказать, чтобы Влад не заруливал иногда налево и что он знать не знает, что такое супружеская измена. Не стеснялся он и использовать отговорки типа: «Участвовал в операции… Был на захвате». Но сейчас, честно отсидев на нарах все это время, ему было обидно слышать подобные упреки.
— И ты пьян. Ты опять пьян…
— В меру, — буркнул Влад.
— Цветы не даришь. О любви когда в последний раз мне говорил?
Тут его и потянуло за язык:
— Дорогая, ты что, больше со своей головой не дружишь? Двенадцать лет живем. О какой любви?
— Вот! — торжествующе воскликнула Люся. — Так и скажи — нашел какую-то шлюху!
— Не нашел.
— Ты врешь… Все ты врешь…
— Да, я все вру, — вздохнув, кивнул он.
— Что?
— Я все вру!
Тут и начался разбор по понятиям. Люся сноровисто собрала чемодан, с трудом закрыла его, не обращая внимания, что Влад устало смотрит на ее труды.
— Далеко? — полюбопытствовал он. — Найду кого-нибудь получше. Кто меня как женщину будет воспринимать, — язвительно произнесла она.
— Хотя бы скажи, кого найдешь. Я его по картотеке проверю.
— Что?!
— Вдруг брачным аферистом окажется.
— Мерзавец. Какой же мерзавец. Двенадцать лет…
— Коту под хвост, — закончил Влад. — Ладно, или иди, или оставайся… Она ушла.
Папашка у Люси — бизнесмен, у него под Москвой коттедж, машина с шофером, и зятя он считает никчемным дураком, не способным заработать себе на пропитание. Люся поехала к нему изливать слезы.
— Ну и хрен с тобой, красная шапочка, — махнул рукой Влад, когда дверь захлопнулась, полез в портфель и выудил оттуда бутылку беленькой.
Да, Зима уважал холодную сталь. Свой «клык» — заточенный острый нож с выкидным лезвием — таскал с собой всегда. И погиб он, как волк, — не от выстрела в спину, не от удавки, а от разорвавших плоть таких же волчьих клыков. На его теле эксперты насчитали восемнадцать ножевых ран.
