Фрёлик посмотрел вниз, на свою грудь, и встретился взглядом с Элизабет. Он широко улыбнулся.
— Продолжай, — шепнула Элизабет.
— Отец Беате быстро с ними разобрался. Все признавали его авторитет; ему не нужно было ничего говорить или показывать свое удостоверение. Он даже был не в форме. Просто пришел и восстановил справедливость. Наверное, с того дня все и началось. Сосед стал для меня… символом.
— Брюс Уиллис, — улыбнулась Элизабет.
— Кстати, потом выяснилось, что он вовсе не такой уж герой…
— Кто, Брюс Уиллис?
— Отец Беате.
— Что он сделал?
Фрёлик пожал плечами:
— Беате умерла несколько лет назад. Подсела на героин. Когда она не пришла на встречу одноклассников, девочки рассказали, что отец много лет избивал ее и насиловал. — Он потянулся и сухо закончил: — Иллюзии выцветают и исчезают! — Элизабет промолчала. — Таков уж наш мир. Полон иллюзий, того, чего нет на самом деле.
— Кому ты рассказываешь!
— Что я люблю? — переспросил Фрёлик, услышав ее вопрос. Он перевернулся на спину и задумался. — Люблю играть на воображаемой гитаре, исполнять песни группы «Дорз», особенно альбом «Женщина из Лос-Анджелеса»…
— Какой ты зануда! Ладно тебе. Скажи, чем ты любишь заниматься на самом деле!
— Люблю смотреть в окно, когда утром просыпаюсь в своей постели, — потягиваясь, ответил он.
— Еще! — потребовала она.
— Что «еще»?
— Еще что ты любишь?
— Сначала ты.
— Я люблю летом лежать в траве и наблюдать, как облака меняют форму.
— Еще!
— Ехать на велосипеде с горы теплым летним вечером.
— Еще!
— Теперь твоя очередь.
— Люблю переписывать названия дисков и пластинок и расставлять их в алфавитном порядке.
— Правда?
— Да.
— Ясно. — Элизабет свернулась калачиком и прошептала: — Давай еще!
— У меня есть любимые места, в которых мне нравится бывать одному.
— У меня тоже. — Элизабет подняла голову и заглянула ему в глаза. — На пляже… Вечером, когда я сижу на пляже и слушаю шелест волн, набегающих на берег. Если кто-то подходит и заговаривает со мной, я просто не слышу…
— Да, вода — она такая, — кивнул Фрёлик. — Со мной то же самое, когда я хожу на рыбалку — на реку или ручей, где есть пороги.
— Не верю.
Он покосился на нее. Ему показалось, что она немного обиделась.
— Ладно, сдаюсь. Все не так.
— Когда ты становишься такой, мне больше не хочется откровенничать, — сказала она.
— Эй, ты! — Фрёлик сел и стал смотреть на Элизабет в упор. Наконец она тоже посмотрела ему в глаза. — Не сердись!
— Я не сержусь.
— Ну и как называется твой пляж?
Она улыбнулась:
— Вар.
— Что еще за вар?
— Название такое. Вар.
— Название пляжа?
— Это остров.
— Где он?
Она не ответила и опустила голову. Он поиграл с ее волосами и зевнул. Очень хотелось спать; приятно было сознавать, что скоро придет сон.
— Да, вот еще… — пробормотал он и снова зевнул. — Я люблю весной запах костра.
Среди ночи Фрёлик открыл глаза и заметил, что ее голова больше не покоится на его груди. Он услышал тихий голос. Она сидела на стуле у окна, прижав к уху мобильный телефон.
— Ты не спишь? — спросил он. — Который час?
— Сейчас приду, — ответила она. — Спи, спи!
Фрёлик зажмурился. Он слышал, как она ложится под одеяло. Перед тем как снова заснуть, он открыл глаза и увидел, как ее черные волосы разметались по подушке.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЧЕТВЕРТЫЙ
Глава 6
— У нас жмурик.
— Труп?
— Мужчина. Холодный, как рождественский анчоус, — сказал Гунарстранна. — В Лоэнге.
Разговор прервался. Обсуждать было нечего. Франк Фрёлик, как всегда, повернулся в кровати.
— Мне надо идти, — хрипло прошептал он и осекся.
Ее не было. Одеяло, в которое она завернулась несколько часов назад, наполовину свешивалось с кровати. Он сел, потер щеки и осторожно позвал:
— Элизабет!
Ни звука.
Он посмотрел на часы. Половина пятого. Ночь! Фрёлик встал и неуклюже вышел в гостиную. Темно и тихо. На кухне — темно. В ванной — темно и пусто. Он включил свет, кое-как умылся и, посмотревшись в зеркало, увидел свои усталые глаза. Ну зачем она так? Зачем все время убегает? Когда она ушла? Почему?
* * *
Ровно через шесть минут он сидел в машине и ехал под гору. За ночь заметно похолодало. На усыпанном звездами небе ярко светил полумесяц. Термометр в салоне показывал минус пять градусов. Фрёлик думал о том, что на Элизабет узкая юбка и крохотные трусики. Как она шагает по улице в такой мороз? Выбралась из постели, тайком ушла из его квартиры… В машине было так холодно, что он съежился, крепко сжав обеими руками руль. Шипованные шины скрежетали по гудрону. Обочины дороги замерзли. Над портом поднимался туман. Фрёлик подумал: сейчас самая подходящая обстановка для убийства. Он повернул в сторону Гамлебюэне.
У проволочной ограды стояла патрульная машина с невыключенным проблесковым маячком. На противоположной стороне Гунарстранна оставил свою «шкоду-октавию». А по ту сторону ограды вокруг лежащей на земле фигуры столпились люди.
Фрёлик захлопнул дверцу машины и, сунув руки в карманы, направился к воротам. Он не успел позавтракать и замерз — теперь у него сосало под ложечкой. Навстречу ему шагнул Гунарстранна. Из-под его осеннего пальто торчала криво застегнутая рубашка. К губе инспектора приклеилась незажженная сигарета.
— Охранник из фирмы «Секуритас». Обнаружен напарником в три сорок три. Налицо очевидные признаки взлома. Кто-то пытался проникнуть в контейнер… — Гунарстранна ткнул пальцем в распахнутую дверь зеленого металлического контейнера. — Владелец контейнера — фирма под названием «А. С. Юпро». Что унесли, пока неясно, но, судя по всему, какое-то электронное оборудование.
Издали мертвец напоминал горнолыжника, потерявшего сознание. Одетый в рабочий комбинезон, он лежал в так называемом устойчивом боковом положении. Разглядев обезображенную голову убитого и лужу крови, Франк Фрёлик поморщился.
— Судмедэксперты называют такие травмы «причиненными тупым орудием», — сухо заметил Гунарстранна. — Ему проломили затылок. По-моему, установить причину смерти будет нетрудно. Скорее всего, вот и орудие убийства. — Он показал на испачканный кровью пластиковый пакет, лежащий рядом с трупом. — Алюминиевая бейсбольная бита.
