Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 173
– Небось, место мне определите, – продолжает пахарь.
– У параши, – показывает смотрящий.
Мужик сел, куда разрешили, спрашивает: «Можно, я поклюю, чего Бог послал».
– Ну, поклюй.
Новенький узелок развязал, сало с хлебом жуёт. Пахан интересуется: «И что же, петух, ты дальше делать будешь?»
– А вот сейчас доем, и вас, курей, … топтать буду.
Марков сделал паузу после заключительных слов. Кто-то из блатных нервно хихикнул. Остальные молчали.
– И что ты, служивый, этим анекдотом сказать хотел? – медленно процедил Куцый.
– Отстань от человека, – вполголоса проговорил Сергей. – Даже по вашим законам просто так никого «петухом» назначить нельзя. А он не ваш…
– Почему? Раз он не ваш, значит – наш.
– Пока он ничейный. По какой статье вас приговорили? – повернулся к математику Марков.
– Никто меня не приговаривал. Пять лет через особое совещание.
– Литеры какие?
– Буквы у меня – «АА»…
Это означало – «Антисоветская агитация». На «А» было ещё и «АД» – «Антисоветская деятельность». Это уже похуже, но мягче «Контрреволюционной». С фантазией люди в НКВД, или где повыше, трудились.
– Вот видишь, – сказал Куцему комкор. – Статья политическая. Значит, наш.
– Опять нарываешься, солдатик, – ощерился вор. – Ну, не обижайся! – Резко повернувшись к блатным, он истерично заорал неожиданно пронзительным, визгливым голосом: – Братва, он нас опустил! Все слышали, что как курей нас всех вы… вытопчет! Такой базар не прощают. Бей его, братва!
За спиной Маркова между шконками змеёй мелькнула гибкая фигура. Блеснула заточка, направленная точно под лопатку Сергея.
Лось, вроде бы скучающе слушавший «разборку», стоя в двух шагах позади напарника, с разворотом ударил ногой назад. Словно как конь лягнулся. И с той же примерно силой. Косой впечатался в кирпичную перегородку с нехорошим звуком. Даже пискнуть не успел, обмяк тряпичной куклой. Изо рта появилась струйка крови.
Блатные толпой кинулись на Маркова с Лосем, у кого-то ещё в руках появилась финка. «Политические» со своей стороны рванулись навстречу. В воздух взлетела табуретка. Ещё минута – и в тюрьме, пожалуй, уголовный контингент сильно бы подсократился.
Громыхнула широченная монастырская дверь, окованная железными полосами – советской власти тратиться не пришлось, – в помещение ворвались не меньше десятка коридорных и стрелков наружной охраны, эти даже с винтовками, что категорически запрещалось Уставом и многочисленными инструкциями, – с огнестрелами в зону ни ногой. С палками, плётками – это пожалуйста, но с оружием – ни-ни! Даже начальник в предзоннике свой наган оставлял.
Охранников возглавлял самый страшный, наверное, человек изо всего руководства СТОНа – начальник культурно-воспитательной части Успенский. Должность у него была ничтожная, но как-то так он себя поставил… Поговаривали, что совсем недавно он целым Главком управлял, да провинился чем-то. Не то лизнул кого не надо, или не на того гавкнул. При «пересменке» власти в НКВД много таких оказалось – расстреливать не за что, на должностях сохранять – другим место надо. И поехали бывшие начальники по дальним лагерям и глушайшим из глухих райцентрам. Так что в какой-то мере Успенский с Марковым – товарищи по несчастью. И с того ромбы сорвали, и с другого, один в тюрьме, и другой там же. Но «два прихлопа, три притопа» даже много чего повидавшие профессионалы тюремного дела считали садистом. Он, наверное, и «на воле» такой был, но понижение сразу на четыре звания, из старших майоров в лейтенанты[1], его особо озлобило.
– По нарам все! – истерически заорал он и бросился вперёд, расталкивая и уголовников и политических. Локтём крепко врезал по зубам подвернувшемуся на пути Куцему. Как белый медведь зазевавшуюся нерпу, он выдернул из толпы за ворот «интеллигента» и швырнул его в сторону двери. Силы у него было – дай бог каждому. Там «математика» сразу окружили, закрыли собой «корпусной» с «выводными».
– Слава богу, живой, сука, – прорычал Успенский, вытирая пот со лба, и, обернувшись к зэкам, скомандовал: – Всем на места. И сидеть тихо. Малейшая буза – урою всех. Никто ничего не видел, ничего не слышал!
Если начальник культурной части обещал, что «уроет» (любимое словечко), то обещание сдерживал всегда. «Урою» могло обозначать всё, что угодно, от двух недель в неотапливаемом «Блоке усиленного режима» до «вышки». Чтобы на самом деле расстреливали, свидетелей не было, но люди из зоны исчезали бесследно.
Успенский махнул рукой. Очкарика вывели.
НачКВЧ уткнулся взглядом в Маркова.
– Кто первый начал?
Сергей промолчал, не отводя глаз.
– Молчи, молчи, только носом не сопи, а то нарвёшься. Ты у нас христосик, за слабых заступаешься. Ну, сегодня счастлив твой бог, Марков, – проговорил Успенский. – Сегодня. А вообще будешь бузу затевать… – хотел повторить свою стандартную угрозу, да отчего-то передумал.
Повернулся к Куцему и хлёстко ударил обратной стороной ладони по губам. Не сильно больно, но зверски обидно. Особенно – на глазах кодлы. Наедине, в кабинете – другое дело.
– Ещё раз без позволения попрёшь, куда не просят, – урою! – здесь слово было сказано.
Успенский повернулся и, поскрипывая сапогами – сапоги всегда носил фасонные, и по улице в них ходил, хоть какой мороз, – вышел из барака.
Марков постоял ещё с полминуты, обводя глазами уголовников, остановился взглядом на пахане.
– Усёк, падла?
Повернулся к Лосю.
– Володя, найди мел, проведи вот тут черту, – он указал на то место, где стоял. – Кто перейдёт без спроса – пусть не обижается.
Повернулся и пошёл к своей шконке.
– Ну, подожди, сука, – почти бесшумно прошипел Куцубин. – Ох и сочтёмся…
Авторитет его сегодня пошатнулся очень сильно, и надо было срочно что-то придумать.
Двое воров подошли к так и валявшемуся на полу Косому.
– Живой?
– Да чуток живой.
– Бери. До больнички понесём, чего в бараке подыхать…
* * *
С полки одного из хранилищ так называемого «Особого сектора» специально на то поставленный сотрудник, отвечающий только за одно направление работы, снимает папку с личным делом комкора Маркова. Папка ложится на тележку, поверх стопки подобных же папок, картонных и дерматиновых, потолще и потоньше, завязанных кальсонными тесёмками. Некоторые начаты недавно и вмещают десяток страниц, другие уже пожелтели, разбухли, регулярно ведутся с начала двадцатых годов.
Ознакомительная версия. Доступно 35 страниц из 173
