Сталин».[27]
Далее всё происходило по выработанному сценарию. Через два дня после открытия съезда Советов, на котором Молотов уже заявил о насущной необходимости внести изменения в Конституцию, 30 января Политбюро опросом приняло нужное, но лишь формально — для соблюдения правил игры, постановление: «О Конституции СССР и Пленуме ЦК». Пленум, собравшийся 1 февраля, повторил все, что содержалось в записке Сталина.
И здесь снова прослеживается далеко не случайное совпадение, переплетение двух, казалось бы, не взаимосвязанных событий.
10 января Енукидзе представляет свой вариант проекта изменений избирательной системы. 13 января прокуратура внезапно обнаруживает веские основания для предания суду Зиновьева и Каменева. 14 января Молотов втайне от остальных членов Политбюро начинает готовить доклад о конституционной реформе. 15–16 января проходит процесс по делу Зиновьева и Каменева. 18 января средства массовой информации сообщают о состоявшемся суде по делу Зиновьева и Каменева, о вынесенном приговоре.
Видимо убедившись, что никаких волнений, акций в защиту Зиновьева не произошло, Сталин делает очередной ход. 25 января он открыто отвергает проект Енукидзе, настаивая на полном изменении всей избирательной системы. 28 января Молотов на съезде Советов СССР объявляет о необходимости пересмотра Конституции. 1 февраля Пленум ЦК принимает постановление о вынесении на утверждение съезда Советов конституционной реформы. 6 февраля Молотов излагает основные положения, которые необходимо незамедлительно внести в текст пересмотренной Конституции.
Так завершились события, начавшиеся с выстрела Николаева в Смольном, с убийства Кирова. Вот для чего Сталин воспользовался предоставившимся предлогом расправиться с остатками оппозиции. Но именно изложенная выше последовательность событий вынуждает предположить, что расхождение Енукидзе и Сталина по вопросу о характере пересмотра избирательной системы и сыграло роковую роль в судьбе Зиновьева и Каменева.
Разногласия по вопросам внешней политики, по вопросам пересмотра старой советской Конституции, а отнюдь не само по себе убийство Кирова, и привели к репрессиям. Поначалу крайне ограниченным, ставшим явно превентивной мерой по отношению к тем большевикам-ортодоксам, кто намеревался или просто мог выступить против нового курса. Вместе с тем убийство Кирова послужило и необычайно удобным предлогом для изъятия из обращения в партийной среде трудов Троцкого, Зиновьева, Каменева, иных вождей бывшей оппозиции. Тех, кто обосновывал, пропагандировал радикальные идеи мировой революции да еще ссылался при этом на Ленина.
Репрессии и конституция СССР 1936 года[28]
Конституционная реформа второй половины 1930-х гг. до сих пор практически не привлекала внимания историков. За последние тридцать лет данной проблемы касались И.Б. Берхин и В.В. Кабанов. Однако в силу существовавшей на момент подготовки их работ ограниченности источниковой базы они смогли лишь проследить деятельность конституционной комиссии, да и то в общих чертах.[29]В 1991 г. американский историк Дж. Арч Гетти пришел к выводу о намерении Сталина провести первые выборы в Верховный Совет СССР как альтернативные, состязательные.[30]Несколько позже отечественный исследователь О. В. Хлевнюк и американский — П. Соломон, анализируя события 1934–1936 гг., обратили внимание на весьма существенное обстоятельство. Целый ряд важных, откровенно либеральных по характеру политических решений, принятых именно тогда, когда шла подготовка текста новой Конституции, обусловил значительное смягчение внутриполитической обстановки. Потому-то оба исследователя назвали этот период «потеплением», «умиротворением», «возвращением к традиционному правовому строю».[31]
Все названные авторы, однако, не рассматривали вопросы конституционной реформы. Между тем, уже выявленные ими и введенные в научный оборот данные, а также современная источниковая база позволяют более углубленно исследовать проблему. Прежде всего, выяснить: случайно или нет совпали по времени с конституционной реформой массовые репрессии — ведь одновременно с ними и разрабатывался новый избирательный закон, проходили выборы в Верховные Советы СССР и союзных республик. Вместе с тем и установить истинную цель конституционной реформы.
25 июня 1934 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло два постановления, которые стали определяющими для внутренней политики СССР. Правда, из-за скупости сведений они поначалу не привлекли к себе слишком большого внимания. Дело в том, что они лишь утверждали даты созывов и повестку дня очередных съездов Советов, XVI Всероссийского и VII Всесоюзного. Предусматривали также доклады «по конституционным вопросам».[32]При такой формулировке речь в них могла идти о чем угодно, но скорее всего — о внесении в Основной Закон перечня только что образованных наркоматов либо о чем-то похожем. Между тем настораживала весьма необычная процедура принятия этих решений, нарушавшая все существовавшие правила.
29 мая 1934 г. секретарь Президиума ЦИК СССР А. С. Енукидзе направил в Политбюро письмо, в котором отмечалось, что «партгруппа ВКП(б) Президиума ЦИК Союза ССР наметила созыв VII съезда Советов Союза ССР 15 января 1935 г. и приняла следующий порядок дня: …6. Конституционные вопросы». По поручению партгруппы Енукидзе просил обсудить этот вопрос на одном из заседаний Политбюро. Двумя днями позже появилось еще одно аналогичное по содержанию обращение в Политбюро. М.И. Калинин и секретарь партгруппы Президиума ВЦИК Н. Новиков просили утвердить созыв съезда Советов республики 5 января 1935 г. и повестку дня, в которой шестым пунктом также значился «доклад об изменениях и дополнениях Конституции РСФСР».
Почти месяц оба документа лежали «без движения», хотя рассмотреть их можно было уже 6 июня, на ближайшем протокольном заседании Политбюро, либо раньше или чуть позже, ибо никаких сколько-нибудь существенных замечаний эти обращения не должны были вызывать. Однако решение последовало только 25 июня, накануне очередного заседания Политбюро. Скорее всего, именно в тот день Сталин и внес в оба документа незначительные поправки: был вычеркнут второй пункт повестки дня (доклад о втором пятилетнем плане), а двум схожим по смыслу пятым пунктам придали единообразие — «доклад по конституционным вопросам». После этого заведующий особым сектором ЦК А. Н. Поскребышев зафиксировал, что решения приняты «без голосования», но в «опросе» почему-то приняли участие лишь два члена Политбюро, В. Я. Чубарь и А. А. Андреев.[33]Только они, а отнюдь не Сталин, Каганович, Молотов, кто-либо иной. Как показали последующие события, такое необычное оформление решений вряд ли было результатом простой небрежности.
