Домой мы заявились в половине первого; в квартире царила зловещая тишина, что означало одно: Линда бодрствует и во все уши прислушивается к каждому шороху. Как бы там ни было, случай выдался особый, так что я с охотничьим кличем стибрила у нее бутылку водки и завалилась в постель со своим большим — ну, ладно, слегка пахучим — ненаглядным, который ухитрился довести меня до экстаза, прежде чем отрубиться на четырнадцать часов. На следующий день я смотрела, как он спит, а время знай себе текло и текло. Может, стоит раскладывать красивых спящих мужчин в зале ожидания аэропорта?
Алекс проснулся, слегка дезориентированный, секунду смотрел в потолок, а потом перевернулся и, ухмыляясь, сгреб меня в охапку.
— Ох, Мел, дорогая, я буду твоим навсегда…
То-то же.
— …если ты мне сделаешь сэндвич с беконом. Два сэндвича. И яичницу из нескольких яиц. Помираю от голода.
Двадцать минут спустя, после того как я опустошила весь холодильник Линды, Алекс заявил:
— Это был лучший сэндвич с беконом в моей жизни. Американцы просто не умеют их готовить. Берут кусок черного хлеба и кладут на него какую-нибудь дрянь.
— Типа овощей?
— Ага!
— Точно — эти американцы сдвинулись на своей здоровой пище. Потому они и поддерживают такую классную форму.
Алекс хихикнул и обхватил ладонями мое лицо. Наконец-то.
— Мел, до чего же здорово вернуться! Американцы… такой народ, никогда не говорят того, что думают. Я ни с кем там не мог нести всякую чушь, как с тобой.
— Самый замечательный комплимент, который я слышала, — обиделась я.
Алекс рассмеялся и взъерошил мне волосы.
— Я имел в виду… В общем, я вел себя как последний осел, Мел. И мне очень жаль. Правда. То, как я с тобой поступил, ни в какие ворота не лезет. Понимаешь, я сам не соображал, что делаю. И мои родители, и вообще все… Оказывается, это очень трудно — распрямиться в полный рост… И я испугался… Когда я ехал обратно, все дергался — а вдруг ты… даже смотреть на меня не станешь. И пожалуй, я это заслужил.
— Вот именно.
— Знаешь, ты у меня особенная.
— Знаю. И если ты еще раз, еще хоть раз сделаешь что-либо подобное, я насажу твои яйца на ножницы и раскромсаю их в фарш.
Алекс содрогнулся.
— Крутая, да?
— Узнаешь.
Вот и все. Вот оно — счастье.
Следующая неделя прошла в дурмане — глупом, хихикающем, нью-йоркском дурмане с грязными простынями. Наконец я заставила себя дотащиться до работы, но явилась туда такая сияющая и улыбающаяся, что нарушила куда больше правил, чем обычно. Даже секретарши мне были нипочем. Еще никто в мире не был так счастлив, как мы с Алексом, и больше того — никто в мире даже отдаленно представить себе не мог, что это за штука — счастье. Я порхала, останавливаясь лишь для того, чтобы пожалеть людей, бедных, несчастных людей, не таких везунчиков, как я.
К телефону я перестала подходить, возложив эту обязанность на Линду, и не без умысла: она терпеть не может отвечать на звонки, а мои друзья ненавидят с ней разговаривать. И вот однажды к нам ворвалась разъяренная Фран, смекнувшая, что дела развиваются совсем не так, как она рассчитывала. Ее подозрения подтвердились, когда дверь открыл Алекс — явно не с простреленными коленными чашечками.
— Привет, Фран, — бодро сказал он. — Рад снова тебя видеть.
Я гадала, что сейчас произойдет. Какое-то мгновение казалось, что Фран даже не удостоит Алекса взглядом, но вот она встряхнула волосами и улыбнулась.
— Здрасьте. Ну ты и ублюдок. Счастлива видеть. — Она прошествовала мимо него и поцеловала меня в щеку.
Алекс состроил гримасу, но я пожала плечами. Может, я сама и не всыпала Алексу как следует за его выходку, но ничего не имела против того, чтобы это сделала Фран.
Я поставила чайник. Из комнаты доносился голос Фран — хорошо поставленный и бесстрастно-вежливый:
— Так ты говоришь, что повидал множество интересных мест… членосос?
— Н-ну, да… — заикаясь, пробормотал Алекс. — Да, поездил немного, несколько штатов посмотрел. По большей части просто болтался без дела.
— Неужели? Как это необычно… для такого сраного раздолбая.
— Мел! — взревел Алекс, врываясь на кухню. — Долго мне это терпеть?
— Сколько понадобится… жопик.
— Жопик? Хоть это, надеюсь, комплимент?
Я вспыхнула:
— Заткнись и тащи туда чай. И постарайся поладить с Фран.
— Уж ей-то я ничего не сделал.
— Ты же не хочешь увидеть ее с дурной стороны? Будь лапочкой.
Алекс со вздохом понурил голову, и мы вместе понесли чай в комнату.
— Нравится мне наигранный акцент этого пустолобого, — сообщила мне Фран. — Помнишь, какой он вернулся с Гоа? Все время болтал о своей карме и собирался заделаться хиппи. Вот умора была. Форменный козел. — И она залилась переливчатым смехом Аманды.
— Фран, дай дух перевести, — попросил Алекс. — Я же извинился. Извинился, черт побери!
— Ах, дух перевести! Ах, извинился!
— Прекрати, ради бога!
— Прекрати?
— Ладно, ладно, ладно. — Алекс встал и направился к дверям. Но Фран еще не закончила.
— И что ты теперь собираешься делать, глиста никчемная?
Алекс посмотрел на меня и потупился.
— Загладить вину перед Мелани и никогда больше не исчезать без предупреждения и стать порядочным человеком и найти хорошую работу и сделаться достойным уважения, вот.
Фран медленно кивнула, подмигнула мне и улыбнулась Алексу; тот вразвалочку вернулся на свое место. Затем Фран принялась забрасывать нас последними сплетнями. Похоже, все шло нормально.
И верно. Мы с Алексом странствовали по Лондону, занимаясь вещами, до которых обычно нам не было дела, — искусством, например. Я готовила умопомрачительные блюда, рецепты которых вежливо попросила у Линды. Правда, она от моей готовки в восторг не пришла. Но у Линды, впрочем, была своя территория, и большую часть времени она проводила у себя в комнате, не давая мне возможности толком поблагодарить ее за то, что она взяла на себя уборку.
Алекс вынашивал свои планы. Тот приятель-музыкант явно вознамерился найти ему работу в звукозаписи, так что все складывалось замечательно, — возможно, Алексу удалось бы даже собрать собственную группу. Я одобрительно кивала. В той эйфории, в которой я пребывала, все было радужно-розовым и воздушным.
Наконец я перезвонила Аманде по поводу вечеринки. Конечно, я была счастлива, но это не избавляло меня от желания хоть немножечко позлорадствовать.
— Дорогулечка, привет. Мне как раз звонят по второй линии, подожди секундочку!
