Сестра совсем не изменилась, и это как-то поддерживало Эллис в новом, враждебном мире. Дениз была все той же девчонкой, которая рыдала над каждым сбитым пушистым комочком у края дороги и которая ходила на все демонстрации, только стала старше и обзавелась двумя детьми. Во время последней встречи для Эллис было настоящим шоком обнаружить, что нянька ее детей преждевременно поседела.
— Помнишь старый «Фольксваген-жук», на котором ты раньше ездила? — спросила Эллис по дороге домой.
— О боже, конечно! Отец все грозился нарядить дедушку в его старый военный мундир, еще времен Второй мировой, чтобы мне стало стыдно, и я избавилась от машины.
Дениз рассмеялась, но как-то вымученно. Она так напряженно всматривалась в лобовое стекло, словно им приходилось пробираться сквозь свирепую снежную бурю, а не ехать под дождем, который был здесь обычным явлением.
— Мне всегда было интересно: родители полюбили друг друга, потому что их отцы были ранены на войне? Видит бог, больше у них нет практически ничего общего. Если, конечно, не учитывать тот факт, что это единственные люди на земле, которые любят брюкву.
— Не забывай, у них есть еще мы, — заметила Эллис. Она думала о том, как же непривычно будет войти в родительский дом — дом, где они с сестрой выросли, — и не обнаружить там отца.
Сообщение о его смерти стало едва ли не самым ужасным событием, случившимся с ней в тюрьме. Она как сейчас помнила слова, которые отец прошептал, прежде чем ее увели в наручниках: «Не волнуйся за Джереми. Мы позаботимся о нем». Она вцепилась в него и долго не отпускала, словно ее затягивало течением, а он был единственной опорой. «Прости меня, папа, — выдохнула она. — Я так тебя подвела, я знаю!» Он слегка отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза, и суровые черты его лица исказило выражение безграничной печали. «Ты навсегда останешься моей девочкой. Помни об этом».
И она помнила. Но теперь его не стало, и она уже никогда не сможет искупить вину перед ним. Сидя в машине, вглядываясь в темноту и слушая шорох шин по мокрому асфальту, она испытала чувство утраты, которое усугублялось пониманием того, что человека уже не вернешь.
Немного выждав, она отважилась снова заговорить.
— Как мама?
— Уже лучше. Ты же знаешь, она никогда не тоскует подолгу. К тому же при ее загруженности у мамы практически не остается времени для себя самой. Она состоит в стольких клубах, что я со счету сбилась. Она тебе не говорила, что записалась еще и на курсы кулинарного искусства? Кто знает, а вдруг она станет новой Джулией Чайлд? Кстати, я кое-что вспомнила. Она планирует ужин для всей семьи. Ты в воскресенье свободна?
— Право, я не знаю. Нужно заглянуть в органайзер, — ответил Эллис сухо.
Дениз не ответила, и воцарилась гнетущая тишина, в которой мертвым грузом повисли так и не сказанные слова. Сестре стоило задуматься о переменах, которые ждали их, причем далеко не самых приятных, — разве только статус кво, существовавший на протяжении девяти лет, будет нарушен. Начать с того, что Гарри, муж Дениз, был заместителем начальника полиции, и как бы отлично они ни ладили в прошлом, теперь в присутствии Эллис он будет чувствовать себя неловко. К тому же у школьников, которых учила Дениз, были родители. А они, в свою очередь, могли не одобрить того, что в ее доме будет жить условно освобожденная преступница.
— Кстати, спасибо, что приехала за мной, — сказала наконец Эллис, и в голосе ее слышалась благодарность не только за то, что ее подвезли.
Спасибо, что не отвернулась от меня. Что навещала меня все эти годы. Что наполняла мою жизнь смыслом.
— Гарри не будет возражать, если я у вас переночую?
— Пожалуйста. Ты же моя сестра!
Дениз решительно отмела все возражения, но Эллис заметила, что на вопрос она так и не ответила.
— Погоди чуть-чуть и увидишь, как подросли дети. Райан сейчас одного роста с Гарри. Его взяли в школьную спортивную команду, неужели я не говорила? Эта новость наделала шума в семье. Конечно же, мы сказали, что если он хочет учиться в приличном колледже, то забрасывать учебу и заниматься одним только футболом нельзя.
Эллис знала, что зарплаты Гарри и Дениз едва хватало на жизнь, поэтому рассчитывать приходилось только на стипендию или местный колледж.
— Кстати, о школе… Тэйлор так и отказывается идти в пятый класс? — поинтересовалась она. Сестра рассказывала, что в школе девочку часто обижали и она приходила домой в слезах.
— О, ну ты же сама понимаешь, это дети. Как-нибудь переживет. — Дениз произнесла это чересчур легко, выдавая тем самым свое истинное беспокойство. — Я и Райана учила, и это никак не отразилось на его общественной жизни. Скажу больше: если девочки не перестанут ему названивать, нам придется проводить еще одну телефонную линию.
Дениз и сама в начальной школе изрядно натерпелась. На танцах она всегда жалась к стенке и была последней, кого выбирали в команду. Эллис считала, что именно поэтому из сестры получилась такая хорошая учительница: она искренне сочувствовала детям, которые не могли «вписаться» в круг сверстников.
Эллис подумала: а как обстоят с этим дела у Джереми? Большая часть его детства прошла мимо нее. Она бы отдала все на свете за возможность оказаться рядом с ним, пусть даже в самые сложные времена. Резкие перепады настроения, смех и слезы, невзгоды переходного периода… Вместо всего этого у нее были лишь его редкие письма, которые она пристально изучала, как чайные листы, силясь найти в них какой-то скрытый смысл.
Наконец она осторожно поинтересовалась:
— Ты говорила с Джереми обо мне?
Дениз бросила на нее настороженный взгляд.
— Мы теперь нечасто его видим. Он довольно много работает внеурочно.
— Какое у тебя о нем впечатление? — Этот вопрос, подобно мотыльку, весь день бился в окошечке ее сердца, где все это время теплился огонек надежды.
— С ним все нормально. Правда, Эллис, он в норме. Это замечательный ребенок. И такой умный! Я думаю, он вполне может «замахнуться» на Лигу плюща[5].
— Я знаю, что он умный, — отрезала Эллис. — Я все еще его мать, не забыла?
— Я не хотела… — начала было Дениз, но было уже поздно: старая боль вырвалась наружу, круша стену, за которой Эллис прятала свои чувства. Все, что там накопилось, обрушилось на нее так внезапно. Она ощущала себя в полной прострации, словно очнулась от глубокого сна, а в голове все еще роятся обрывки сновидений. Вот только все это ей не приснилось…
