Их взгляды встретились. Он опять смотрел на нее, как загнанный зверь.
Тяжелая, гнетущая тишина повисла в комнате.
— Я… я должен ехать. — В его голосе слышались и боль, и сожаление, и невероятная тоска. — Мой сын…
— Сын! О нет! — закричала Мерил. Она вскочила и закрыла уши руками, не заметив, что задела стул. Он с грохотом полетел на пол, будто подчеркивая расстояние, отныне разделяющее их.
На ватных ногах Мерил добралась до окна и посмотрела на лунную ночь. Она знала, что он стоит позади нее.
Мерил охватила паника. Она сжалась в комок, будто хотела защитить себя от надвигающегося кошмара.
— Мерил… — начал он.
Она повернулась к нему. Саркастическая улыбка тронула ее губы.
— Ты женат, — утвердительно произнесла она. Гнетущая тишина нависла над ними, никто не смел шевельнуться, даже вздохнуть. Лицо Риза приняло мертвенно-бледный оттенок, он тяжело дышал. Мерил молчала, внезапная паника унесла все ее силы.
— Мерил, — повторил он, — я…
— Пожалуйста, Риз, не говори ничего, — с мрачным достоинством перебила она, — уходи. Иди к жене и сыну.
Риз вздрогнул:
— Мерил, позволь мне объяснить!
Она зашипела, как дикая кошка:
— Объяснить?! Черт возьми, ты женат! Что тут объяснять! Довольно, мы не дети!
Мерил повернулась и уткнулась лбом в холодное стекло. Она поняла, что, если позволит себе хотя бы минутную слабость, ее мир рухнет окончательно. Именно сейчас необходимо вспомнить, кто она, что с ней произошло за последний год, и зачем она сюда приехала. Вовсе не для того, чтобы проводить долгие ночи с мужчиной, и уж точно не для того, чтобы в него влюбиться. Необходимо избавиться от этого наваждения. Мерил не впервые в своей жизни испытывала боль, она умела с ней бороться, умела сдерживать свои чувства — почему же теперь нужно делать исключение? Вот и все. Жизнь вернется в привычную колею, дни побегут один за другим, похожие, как две капли воды. Они не принесут ей счастья, не принесут наслаждения, подобного тому, что она испытала с ним. Но и боли, невыносимой боли они тоже не принесут.
Риз растерялся, он вдруг почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза. Но мужчины не плачут. Необходимо, чтобы она выслушала его — это последний шанс, другого не будет. Поэтому он сделал глубокий вдох, собрался с силами и сказал:
— Сейчас я не могу тебе ничего объяснить, я вернусь, и мы поговорим. — Он шагнул к ней, но она замахала руками:
— Нет, Риз! — Она хотела проскользнуть мимо него, но он схватил ее за руку. Первобытный страх и инстинкт самосохранения подсказали ей дальнейшие действия. Ни в коем случае нельзя снова расслабиться, нужно защитить себя, спасти от нового удара. Она собрала в кулак всю свою волю и попыталась вырваться.
— Что «нет»? Не оправдываться или не возвращаться?
— Ты делаешь мне больно. Отпусти руку и позволь мне уйти.
— Нет.
— Пожалуйста!
Он быстро заговорил, вынуждая слушать его:
— Мы уже два года не живем с Кэти, как муж и жена. Я не скажу, что все было плохо с самого начала, первое время мы были счастливы, а потом постепенно стали отдаляться друг от друга. Я погрузился в работу, она начала пить, связалась с дурной компанией, — его голос задрожал, — потом забеременела.
— Прекрати! — Слезы мешали ей говорить. Ее захлестнул стыд, страх за то, что она сделала. Может быть, стоило сначала выслушать его, ведь любой человек, даже преступник, имеет право на последнее слово, но что-то мешало ей быть великодушной. Собственная боль заглушала разум, она молчала и не отрываясь смотрела на него пустым, ничего не выражающим взглядом.
Риз сжал челюсти, его губы дергались.
— Поэтому я не мог развестись, она пользовалась Джейсоном, как щитом. К тому же он болен. — Риз устало всплеснул руками. — Как ты не понимаешь: ты единственное лекарство, способное вылечить мою израненную душу! Я не хотел этого, я боролся, как мог, но она оказалась сильнее. Когда все закончится, мы… — Он сбился, растерянно развел руками, не находя слов.
Риз не вполне понимал, почему он пытается оправдаться, но знал, что, если не сделает этого, потеряет ее навсегда — женщину, без которой он уже не сможет полноценно существовать. Эта, в сущности, малознакомая женщина перевернула его душу, заставила по-новому взглянуть на прожитые годы, он почти поверил, что жить все-таки стоит и в его жизни может наступить праздник. И вот теперь он теряет ее, так по-настоящему и не приобретя.
Мерил не вслушивалась в его сбивчивые фразы, она испытывала невыносимую боль, будто ее забросали камнями, и сердце ее превратилось в одну сплошную кровоточащую рану. Многие годы она жила однообразной, зависимой жизнью. Теперь она одна, и ее снедает чувство вины. И вдруг на этом мрачном фоне появляется человек, ожививший ее, научивший радоваться, подаривший невероятные ощущения, сладкое томление и неукротимое желание. Но все проходит. Вот сейчас он уйдет, чтобы никогда не вернуться. И она ничего не может с этим поделать. Ложь — то, к чему она не привыкла и с чем никогда не сможет смириться.
Боль, отчаяние, угрызения совести, обида захлестнули ее:
— Никогда не приближайся ко мне! Как я могла быть такой глупой, слепой дурочкой?! Я поддалась на твои ласки, твои лживые нежности…
— Подожди же, Мерил! — Риз нетерпеливо прервал ее. — Я никогда не лгал тебе.
— Но ты и не говорил правду.
— Не припомню, чтобы ты спрашивала.
— Но ты должен был сказать.
— Я даже не знал, что для тебя это так важно.
— Что?!
Риз хотел подойти к ней, но силы вдруг покинули его. Глядя в ее глаза, полные презрения, он пробормотал:
— Прости. Я уйду, но ты должна знать: после того, как Кэти оставила меня и забрала сына, ни одна женщина не значила для меня больше, чем ты.
— Пожалуйста, прекрати, это слишком жестоко! — рыдала Мерил.
Как она глупа, она ведь с самого начала чувствовала неладное, но ей было так хорошо, что она поддалась соблазну, а потом ей очень захотелось поверить в лучшее! Она не послушала голоса разума и дорого за это заплатила. Теперь она никогда не пойдет против своих принципов, она не сможет даже дотронуться до женатого человека.
— Я не знаю, что мне делать. — Он пытался защититься.
— Не надо ничего делать. — Она ненавидела себя за то, что все еще любила его.
— Я вернусь. Надеюсь, через несколько дней. Пожалуйста, дождись меня.
Она не заплачет, нет. Она просто скажет ровным голосом, что все кончено. Но комок в горле мешал говорить, и страшная боль заполнила ее целиком.
— Мне очень жаль, — прошептала она, наконец и решительно направилась к двери.
Он отказывался сдаваться:
