– «Я предлагаю другой выход из этой ситуации, – продолжал цитировать графа оратор. – Он весьма прост и позволит нам быстро решить проблему одиноких женщин и вдов, ставших обузой для британского общества. Беда всех этих неудачниц в том, что они воспитаны на излишне идеализированных сентиментальных представлениях о браке, доме и семье, а потому уверовали в свое предназначение служить опорой мужу, которому уготовлена в их семейном союзе главенствующая роль. Эти несчастные создания не берут в расчет одного существенного обстоятельства – того, что далеко не всем им удастся выйти замуж и обзавестись детьми. Более того, замужество не обязательно обеспечит им благополучие, а счастливое супружество может внезапно распасться в силу различных причин. И тогда вдовы, привыкшие полагаться во всем на мужчин, окажутся в очень трудной ситуации. Впрочем, от ложных идеалов страдают в равной мере и женщины, и мужчины, вынужденные под них подстраиваться.
По моему глубокому убеждению, пересмотр законов о браке не решает проблему «лишних женщин». Я предлагаю вместо этого обучить их каким-то ремеслам или пользующимся спросом профессиям, чтобы позволить им самостоятельно трудиться и получать заработок, достаточный для обеспечения себя и своих чад всем необходимым.
Такая мера благотворно скажется и на британской экономике: повысит ее продуктивность, обеспечит ей приток дешевой рабочей силы, снизит нагрузку на мужскую часть населения империи. Пора развеять устаревший общественный миф о зависимости женщин от мужчин и научить их жить в соответствии с новыми реальными обстоятельствами».
Молодой парламентарий продолжал свою пылкую речь, но Антония перестала вникать в смысл произносимых слов, возмущенная услышанным. Как можно называть извечные идеалы устаревшими и ложными? А слабый пол обвинять в излишней сентиментальности и стремлении переложить тяготы быта на мужские плечи? Если женщин принудить работать в конторах и на фабриках, что же станет с их семьями? Кто позаботится о порядке в доме? Какое чудовищное святотатство!
Этот избалованный праздностью граф покусился на богоугодные инстинкты семьи и дома, призывая отдать на откуп дьяволу детей, правила приличия, милосердие, человеколюбие и все прочие составляющие супружества. Негодованию леди Антонии не было предела.
Взрыв эмоций, последовавший за окончанием выступления молодого оратора, вернул Антонию к реальности. Шелбурн занял свое место среди «заднескамеечников», а большинство членов парламента повскакивали и стали громко комментировать его выступление. Накал страстей достиг апогея. Спикер уже не мог унять кричащую и размахивающую кулаками аудиторию стуком молотка и был вынужден обратиться за помощью к охранникам. Однако до потасовки дело не дошло, и стражам порядка не пришлось прибегать к использованию наручников. Депутаты стали покидать зал. Обсуждение нового билля было сорвано.
Антония вскочила с места, схватила за руку тетушку Гермиону и потащила ее за собой к выходу с балкона, то и дело наступая кому-то на ноги. Как только они очутились в коридоре, Гермиона высвободила руку и вскричала:
– Что ты себе позволяешь, милочка! Что за моветон!
– Я должна срочно сказать пару слов этому щенку, спровоцировавшему весь этот бедлам! – воскликнула леди Антония, вытаращив глаза. – Следуйте за мной, тетя!
– О Боже! – вздохнула перепуганная до смерти Гермиона и стала спускаться в вестибюль по лестнице.
Толпа разгоряченных джентльменов блокировала проход в кулуары палаты общин, и дамы были вынуждены протискиваться вдоль стены в направлении центрального зала. Антония приподнялась на цыпочках и, повертев головой, заметила в толпе журналистов оратора: он улыбался, принимая поздравления с успешной речью. Антония ускорила шаг и приблизилась к молодому Шелбурну в тот момент, когда пожилой парламентарий жал ему руку, выражая свое одобрение.
– Жаль только, что в вашем выступлении было столько неточностей и неприличных речевых оборотов, – громко заметила леди Антония, испепеляя Шелбурна взглядом прищуренных глаз.
Молодой член палаты общин и его приятели нахмурились, услышав столь резкое суждение от дамы в модной шляпке и приталенном шикарном платье, и Шелбурн, окинув ее с головы до пят надменным взглядом, подчеркнуто вежливо ответил:
– Прошу прощения, мадам, однако не могу с вами согласиться. В моей речи не было неточностей и нецензурных выражений. Я цитировал отрывки из статьи графа слово в слово, с огромным уважением к своим слушателям и традициям проведения парламентских дебатов.
– Однако вы не проявили надлежащего понимания и уважения к женщинам, о которых шла речь в этой возмутительной статейке, – возразила Антония, вскинув подбородок. Гермиона, уже знавшая, что предвещает выражение ее лица, поспешила отступить на пару шагов. – Зачитывая всю эту чушь в священных для каждого британца стенах, сэр, вы тем самым оскорбили всех женщин! Фактически вы назвали их ленивыми тупицами и паразитками, лишенными как достоинства, так и семейных прав. Это неслыханная дерзость!
Она приблизилась к Шелбурну еще на шаг – и надменная ухмылка сползла с его физиономии. Обескураженный натиском смелой дамы, он растерянно огляделся по сторонам, ища поддержки у единомышленников. Окрыленная своим маленьким успехом, Антония продолжала наступать:
– Вы посмели покуситься на святые идеалы супружества и домашнего очага, назвав их глупыми предрассудками. Вы зло посмеялись над бедными вдовами и позубоскалили над всеми неудачницами. Это стыд и срам!
Голос ее, с каждой новой гневной тирадой звучащий все громче, и сардонический смех дружков Шелбурна привлекли внимание двух стоявших в сторонке джентльменов, одетых в клетчатые пиджаки и нелепые котелки. Странные господа в безвкусных нарядах многозначительно переглянулись, выхватили из внутренних карманов твидовых пиджаков блокноты и карандаши и навострили уши.
– Ваши обвинения надуманны, мадам, – заявил Шелбурн, проведя ладонью по складкам дорогой сорочки. – Я никого не высмеивал и не оскорблял, а только процитировал слова лорда Ремингтона Карра, весьма влиятельного вельможи.
– И скандально известного радикала, презирающего женщин и подрывающего моральные устои общества. Славный образец для подражания! Следуя ему, сэр, вы далеко зайдете на политическом поприще. – Антония брезгливо поморщилась.
– Уверяю вас, мадам, что я и в мыслях не имел унизить женщин! – воскликнул Шелбурн, совершенно растерявшись. – Мое выступление основывалось на моем глубочайшем убеждении, что с принятием нового закона о семье и браке никаких изменений в сложившейся ситуации не произойдет, а потому требуются другие, более эффективные меры. К примеру, те, которые, предлагает лорд Карр.
– Он пустой фразер и демагог, рядящийся в тогу вольнодумца и прогрессиста! – в сердцах воскликнула Антония. – В действительности же им движут эгоизм и сластолюбие. Критикуя институт брака, он проявляет неуважение к морали и фактически призывает общество разрешить безбожную свободную любовь!
После таких слов вокруг леди Антонии возникло оживление. Кто-то из мужчин ее поддержал:
