Офелия пропустила слова священника мимо ушей.
– Я сегодня же вернусь в театр, – заявила она. – Если и на этот раз я потерплю неудачу, тогда мы возвратимся в Йоркшир.
Она взмахнула длинными ресницами и одарила викария лучезарной улыбкой, после чего он уже не стал ее переубеждать, а только вздохнул.
Корделия принялась энергично отрезать себе новый ломоть ростбифа, кипя от злости.
Рэнсом Шеффилд сел за стол рядом с ней и сказал, подавая ей маленький, но острый столовый нож:
– Это на случай если ваше негодование потребует более эффективных мер для успокоения.
Потрясенная таким цинизмом, она промолвила:
– Но я не стала бы резать…
– Ростбиф? – перебил он ее с невинной улыбкой. У Корделии отлегло от сердца, и она тоже улыбнулась.
– Да, признаться, резание ростбифа порой меня раздражает, – сказала она, – особенного холодного. Для этого требуется острый нож.
– Вы абсолютно правы, ростбиф немного жестковат, – сказал Рэнсом и отправил кусок мяса в рот.
Служанка, вошедшая в столовую с новой порцией свежеприготовленных гренок, удивленно посмотрела на него. Корделия прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
– Признаться, в годы моей юности в нашей большой семье все разногласия разрешались нередко при помощи кулаков. У меня ведь несколько братьев, и каждый привык высказываться откровенно, – проглотив кусок, сказал Рэнсом.
– Жаль, что эта славная традиция не прижилась в моей семье, – сказала Корделия.
Некоторое время они оба сосредоточенно пережевывали ростбиф.
Офелия встала из-за стола и заявила, что она отправляется в театр. Естественно, Корделия не могла допустить, чтобы сестра пошла туда одна, и вызвалась ее сопровождать. Рэнсом Шеффилд тотчас же сказал, что он будет их охранять. Тронутая такой заботой, Корделия даже слегка покраснела.
– Сегодня мне предстоит проведать несколько моих больных прихожан, – сказал викарий, надевая шляпу. – Поэтому составить вам компанию я, к своему величайшему сожалению, не смогу.
– Разумеется, прежде всего вы должны исполнить свой долг, – сказала Офелия.
Однако Корделия заподозрила, что сестре просто не хочется, чтобы викарий стал свидетелем ее флирта с управляющим театром. Ей в голову пришло и другое предположение: не хочет ли кузен священника проникнуть в театр из каких-то своих, преступных соображений?
Исключать эту версию было нельзя.
Так или иначе, но он оказался полезен девушкам уже хотя бы тем, что поймал для них наемный экипаж. На этот раз Корделия рассматривала улицы Лондона с живым интересом. Зная, что кров и стол им на какое-то время обеспечены, она изучала город без паники и со свойственным ей любопытством.
Когда же они добрались до театра на Мэлори-роуд, вокруг которого в этот ранний утренний час не было никакого ажиотажа, Рэнсом провел их в здание через служебный вход, где никто не воспрепятствовал их проходу. Получив от Рэнсома несколько монет, привратник любезно распахнул перед девушками дверь, и они с радостными улыбками проскользнули внутрь помещения.
Офелия торжествовала, вероятно, уже рисуя в своем воображении гримерную и сценические костюмы. Но Корделия сильно сомневалась в удачном исходе этой авантюры. Ее сомнения усилились, когда они заметили возле сцены группу девушек не старше двадцати пяти лет, стоящих в очереди на испытание. Офелия оторопела, увидев столько конкуренток.
Сопровождавший их бородатый привратник лукаво ухмыльнулся и, пожелав ей успеха, удалился на свой пост.
Девушки заучивали по бумажке текст, бормоча его себе под нос. Офелия тоже взяла такой же лист бумаги и, пробежав написанное на нем, разочарованно покачала головой, недовольная содержанием.
Корделия тем временем отошла в сторонку, подальше от будущих актрис, раздражавших ее одним своим видом, и прислонилась спиной к груде декораций. Спустя минуту к ней подошел Рэнсом Шеффилд.
– Насколько я понял, вы в отличие от своей сестры не мечтаете о сценической карьере? – вежливо спросил он.
– Нет, – холодно ответила она. – Должен же кто-то из нас оставаться благоразумным.
– Наверное, скучно быть рассудительной девушкой, – иронически промолвил ее собеседник.
– Вы предпочли бы, чтобы я тоже подобно Офелии гонялась за неосуществимой мечтой? – вскинув брови, строго спросила она, уже начиная нервничать.
– Но ведь и у вас наверняка есть мечта, не так ли?
Рэнсом не шутил на этот раз, и Корделия немного успокоилась. Но ответить ему он не успела, потому что со сцены донесся чей-то звонкий голос. Корделия прислушалась.
Какая-то худосочная девица с бледной кожей и темными волосами скороговоркой читала по бумажке без интонации и пауз:
– Нетмилордонможетполучитьтолькомоюрукуноне-сердцепотомучтооноотданодругому…
– Довольно! – прервал ее хриплый мужской голос. – Пожалуйста, повторите все еще раз помедленнее!
Девица снова выпалила ту же фразу на одном дыхании.
– Стоп! – воскликнул стоявший у сцены коренастый мужчина. – Вы свободны. Следующая!
– Будем надеяться, что эта претендентка окажется лучше первой, – прошептала Корделия.
Рэнсом только пожал плечами.
Поднимавшаяся на сцену девица жизнерадостно улыбалась. Она продекламировала текст медленно, едва ли не нараспев, улыбка при этом не сходила с ее сияющего лица.
– Можно подумать, что она говорит не о любви, а об удачной покупке круга сыра, – насмешливо прокомментировал это выступление Рэнсом.
Корделия прыснула со смеху.
– Что ж, неплохо, – сказал режиссер. – Мы с вами свяжемся. До свидания.
Разочарованная девица нехотя покинула сцену.
Пробный отрывок прочли еще две претендентки, потом – еще одна, так тихо, что ее почти не было слышно. Следующая девушка скорее не произносила, а хрипло выкрикивала слова, за что Рэнсом Шеффилд сравнил ее чтение с карканьем вороны.
Корделия захихикала.
Наконец настал черед Офелии. Корделия затаила дыхание.
Выйдя на сцену, ее сестра улыбнулась стоящему внизу крепышу и произнесла:
– Я не могу отдать ему свою руку, милорд!
Голос ее звучал величественно и грустно, как голос подлинной принцессы, она даже прикрыла лицо рукой, подчеркивая, что очень расстроена. Однако продолжать почему-то не стала.
– Может быть, вы прочтете текст по бумаге? – раздраженно спросил из зала режиссер. – Надеюсь, читать вы умеете? Неграмотных мы не берем.
– Читать я умею, сэр, но этот текст не имеет смысла! – невозмутимо возразила ему Офелия. – Ведь жениху нет дела до ее сердца, ему важно овладеть ее телом. Поэтому-то она и должна отказать ему именно в руке. Разве не ясно, что он мужлан и негодяй?
