— Ты бывал у нее дома.
Настала тишина, потом Грэм тихо произнес:
— Не понимаю, на что ты намекаешь.
Разозлившись от того, что он не вышел из себя и не стал оправдываться, она проговорила:
— Но если все сходится…
Грэм вскочил с дивана.
— Я постараюсь забыть твои слова, — сказал он, направляясь к двери. — Я понимаю, почему ты их произнесла. Ты выросла в доме, где родители изменяли друг другу. В тебе сейчас говорит твоя мать.
— Гретхен беременна, — повторила Аманда, не в силах остановиться. — Она же не могла забеременеть сама по себе. Откуда взялся ребенок?
— Понятия не имею. Мне не известно, с кем она встречалась.
— Она ни с кем не встречалась.
— Для того чтобы забеременеть, не обязательно заводить роман. Это могло быть вспышкой страсти.
— Вот именно.
В воздухе повисла ледяная тишина. Потом Грэм раздраженно произнес:
— Ты ничего не знаешь, Аманда. Быть может, это ребенок Бена. Быть может, он поместил свою сперму в банк. Быть может, Гретхен искусственно оплодотворили.
Он вышел. Аманда не двигалась. Услыхав отзвук собственных слов, она поняла, что Грэм прав. В ней говорила ее мать. Аманда выросла в атмосфере взаимных обвинений, большинство из которых были справедливыми. И мать, и отец постоянно заводили любовников, чтобы отомстить друг другу за неверность.
Будь Аманда психотерапевтом своих родителей, она посоветовала бы им разойтись. Когда доверие между ними было окончательно разрушено, развеялись и все надежды на любовь. А вот она сама обвиняет мужа в неверности, хотя Грэм был одним из самых преданных людей на свете. До нее он знал всего одну женщину, с которой долго жил в браке. Меган была его соседкой, они дружили с детства, и Грэм был верен ей, пока они были женаты. Он до сих пор оставался бы мужем Меган, если бы та сама не ушла.
Аманда никогда прежде не сомневалась в любви Грэма, не сомневалась и сейчас. В поисках Грэма Аманда зашла на кухню. Его не было ни там, ни в спальне.
С одной стороны, ей хотелось найти его. С другой — защититься от его холодности. Войдя в кабинет около спальни, она легла на диван, натянула до подбородка плед, закрыла глаза и постаралась ни о чем не думать.
Карен Коттер пекла на завтрак оладьи. К тесту она добавила чашку свежей голубики, не столько потому, что ее любили дети, а потому, что ее терпеть не мог Ли.
— А где мордашка? — спросила Джули, разочарованно глядя на жарившиеся оладьи.
— Сегодня обойдемся без мордашек, — ответила Карен. — Мне некогда.
— Тебе всегда некогда.
— Неправда.
Времени Карен хватало. Не хватало терпения воткнуть в оладушек ягоды, чтобы получилась веселая мордашка с глазами, носом и ртом.
— Ты в прошлый раз тоже не делала мордашек. Можно я попробую?
— Ну ладно. Давай. — Взяв ручонку своей шестилетней дочери, она помогла ей воткнуть несколько ягод. — Отлично! Теперь ешь. Оладьи остынут. Мальчики, что вы делаете? — спросила она восьмилетних близнецов, тянувших перепачканные сиропом руки друг другу в тарелку.
— Меняемся ягодами, — ответил Джаред. — У него они голубей.
— А у него сочней, — добавил Джон.
— Осторожно, вы все перепачкаете. Ах! — воскликнула Карен, когда перевернулся стакан с соком.
Схватив посудное полотенце, она промокнула лужицу. Потом посмотрела на Джорди. Тот уткнулся в спортивный раздел газеты.
— Что-нибудь интересное? — спросила она.
В ответ он пробурчал нечто невразумительное. Карен со вздохом вернулась к плите. Через несколько секунд на кухне появился Ли, он был одет для работы: в спортивную рубашку и брюки цвета хаки.
Опустившись на стул, Ли отнял у Джорди газету. Тот взял тарелку, положил в раковину и ушел.
Карен налила Ли кофе и со стуком поставила чашку рядом с газетой. Она с неприязнью поглядела на него, думая, что если с Джорди что-нибудь неладно, то это вина Ли — он подает сыну дурной пример. Ли думал только о себе. Если ему была нужна газета, он брал ее, даже если кто-то взял ее первым. С детьми он мог быть ласковым и веселым, но только когда ему этого хотелось. Джорди похож на отца, это ясно.
Когда близнецы побежали наверх за ранцами, а Джули зашла в ванную, Карен бросила в раковину миску из-под теста.
— Что-нибудь случилось? — спросил Ли.
— Нет. — Она пустила воду и начала мыть посуду.
— Что делаешь сегодня днем?
Она не собиралась сообщать ему о своих планах — чтобы не облегчать Ли задачу на случай, если он планировал измену.
— Карен?
— Ничего особенного. — Она сполоснула миску. — Ты будешь обедать дома?
— Да.
Она слышала это и раньше, но он не раздумывая менял свои планы. Семейные обеды не представляли для него большой ценности.
— В следующий раз испеки без голубики, — сказал он, отодвигая вилкой ошметки оладий. — Ты же знаешь, я ее не выношу.
Не успел он договорить, как Карен схватила тарелку и швырнула ее в раковину.
— Что с тобой сегодня? — изумился Ли.
Сначала она чуть не ответила, что ничего. Но в последнее время в поведении Ли появились слишком знакомые ей признаки: он стал пользоваться новым одеколоном, чтобы отбить запах женских духов, ходить в гимнастический зал, чтобы объяснить, почему он явился домой со свежевымытой головой. Он опаздывал на бейсбольные соревнования близнецов, что было уж вовсе не простительно. Хуже того, в последнее время он пребывал в отличном настроении и стал менее требователен в постели. Этому могло быть единственное объяснение: Ли снова завел роман.
Если он завел роман с Гретхен — их соседкой, — это уже переходило все границы.
— Гретхен беременна. Тебе об этом что-нибудь известно?
— Гретхен, наша соседка? — Ли выглядел непритворно изумленным. — Когда она успела?
— В октябре.
— Надо же. Ты не шутишь? — Он хмуро посмотрел на Карен. — А почему ты злишься?
— Я не злюсь. Я беспокоюсь. У тебя с ней что-нибудь было?
Ли отодвинул стул и встал:
— Ты меня обвиняешь?
— Нет, просто спрашиваю.
— Хорошо, я отвечаю: нет. У меня с Гретхен ничего не было. С чего ты взяла?
— Ты то и дело бегал к ней узнать, не нужно ли чего.
— Она одна. А мы соседи. Вы, женщины, обращались с ней как с изгоем, хотя единственное ее преступление заключалось в том, что она вышла замуж за человека, у которого умерла первая жена. Я ей сочувствовал и старался помочь. Есть вещи, которые женщины не умеют делать сами.