Он смотрел, как она с энтузиазмом изучает бюджет своего проекта, и будто перенесся на двадцать лет назад. Она сохранила взгляд молодой женщины — страстной, напуганной, отважной, быстрой. А лицо говорило о зрелости. И от этого стало красивее, чем раньше.
Линда поднялась, чтобы вынуть второй противень печенья из духовки.
— Вот, — она поставила тарелку с очередной порцией печенья перед ним.
Он уже съел больше чем достаточно, но все равно откусил еще одно. Амброзия… Он закрыл глаза от восторга: горячее печенье таяло у него на языке. Он перепробовал самые лучшие и экзотичные блюда мира. Почему же это простое печенье, к тому же из готового покупного теста, вызывало у него такой восторг?
Он посмотрел на нее. Она сидела напротив него с закрытыми от удовольствия глазами. На губе крошка растаявшего шоколада. Если бы ничего не случилось, он бы снял эту шоколадную крошку своими губами.
Но случилось.
Зазвонил телефон.
Линда встала и радостно посмотрела на указатель номера.
— Бобби, — выдохнула она и взяла трубку.
Он наблюдал, как изменилось выражение ее лица. Рика поразил взгляд, точно выстрел пронзивший его.
Линда повесила трубку и скрестила руки на груди.
— Печенье? — предложил он.
— Это все идея Бобби? — с жаром спросила она. — Ты утром заехал сюда по ее просьбе? Предложил мне работу, потому что дочь беспокоилась обо мне?
— Ну, — смущенно пробормотал он, — и да и нет.
— Можешь сказать яснее.
— Да, могу. Я имею в виду, что она звонила мне. Она беспокоилась. Насчет продажи дома в Ривердейле. Насчет твоего выбора новой машины. Она просила, чтобы я посмотрел, в чем дело.
— Забирай свое печенье и убирайся из моего дома!
— Послушай, Линда…
— Никаких «послушай, Линда», негодяй!
Ему следовало бы испытывать ужасную неловкость. А он чувствовал почти благоговение. Линда сердится — это невероятно. У нее из глаз буквально летели искры. Грудь тяжело вздымалась. А сейчас она что-нибудь в него бросит.
Так и есть.
Она взяла только что испеченное печенье и швырнула ему в голову. Он присел, и оно просвистело мимо.
— Ты пришел, потому что пожалел меня?
Он не сводил с нее взгляда и правда не мог вспомнить, почему пришел. Определенно, в этот момент она не походила на женщину, о которой можно говорить с жалостью.
— Если я и пришел потому… — еще одно печенье пролетело мимо его головы, — то сейчас я здесь не потому…
Она схватила очередное печенье, но засомневалась.
— Линда, когда я увидел тебя в том доме, — Рик продолжал наступление, — я подумал: вот совершенная пара. Как шоколадные хлопья и орех пекан.
— Убирайся вон!
— Не уйду, пока мы не разрешим недоразумение.
— Не хочу разрешать недоразумение.
Он подошел к ней ближе.
— Что ты делаешь? — спросила она, подняв печенье. — Остановись.
— Нет. — Он подошел на шаг ближе. Линда на шаг отступила и уперлась спиной в стену.
— У тебя здесь шоколад. — Он коснулся ее губ.
Она не отшатнулась, не наклонила голову и не шагнула в сторону. Глаза умоляли сказать, почему он пришел. Не потому, что пожалел ее. Не потому, что нашел ее несчастной. А потому, что она была неотразимой. Он потрогал пальцем ее губы и взял палец в рот.
Она вытаращила глаза, и рот сформировал букву «О». Он наклонился вперед и прижался к ее губам.
Едва он ощутил вкус ее губ, как понял, о чем мечтал больше двадцати лет. Жил ради этого. Молился об этом. Мгновенная встреча их губ обладала непомерной силой. Она заставила его отступить в потрясении.
Такое же потрясение он увидел и в ее глазах.
— Ну, — сказала она, — ну-ну.
Линда подняла руку, в которой не было печенья. Он подумал, что она хочет стереть поцелуй. Но она коснулась места, которое трогали его губы, и глаза ее засияли.
— По-моему, мне пора идти, — произнес он. Хотя больше всего на свете он хотел остаться.
— По-моему, тоже, — согласилась она, но не очень убежденно.
Он попятился от нее.
— Ты мне нужна. — Рик вдруг сообразил, что это может быть неправильно понято. — Я имею в виду, что дом О'Брайэна нуждается в тебе. Правда.
Она кивнула.
— Так ты займешься им?
Она опять кивнула.
— Тогда все в порядке. — Рик подошел к столу и стал запихивать в кейс бумаги, стараясь вспомнить, что надо оставить ей, а что взять с собой. Он обернулся, стараясь не смотреть ей в глаза. — Спокойной ночи, — проговорил он и быстро пошел к двери. Пальцы уже коснулись ручки, когда ее голос остановил его.
— Рик?
Он повернулся и вопросительно взглянул.
— Спасибо. — Потом она покраснела и быстро добавила: — За печенье.
Но они оба знали, что печенье здесь ни при чем.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Рик открыл дверь кондоминиума «Чистая вода» и облегченно вздохнул. Он чувствовал себя так, будто прополз по минному полю и лишь чудом остался жив. По пути в свой престижный район он наконец дал свободу мыслям и чуть не въехал во впереди идущую машину, когда та внезапно затормозила.
Что сегодня случилось? Он поцеловал Линду Старр. Губами коснулся ее губ. Такой легкий и быстрый поцелуй, но он открыл Рику секрет — он что-то упустил в своей жизни.
Он повернул выключатель, и свет залил его убежище. Рик прошел в любимую просторную гостиную и почти в отчаянии окинул взглядом свои сокровища.
Вот его виды видавшая кожаная софа, такое же кресло. Все большое, явно мужское, надежное. Таким был и он до нынешнего визита к Линде. Здесь все напоминало о его путешествиях. Деревянный жираф из Африки. Обитый шелком индийский диван. Персидский ковер, который он выменял на базаре в Турции. Оловянный кувшин, купленный в Лондоне.
Его барахло. Обычно он смотрел на эти вещи и чувствовал себя богатым и довольным жизнью. Вполне. Но сегодня вечером, когда он поцеловал Линду, он открыл истину. Все, чем он жил раньше, — чистая иллюзия. Мужчина не может заполнить душу материальными приобретениями. Они не могут занять место в его сердце. А Рик вдруг увидел, что его сердце ужасающе пусто.
Оказывается, Рик Чейз глубоко одинокий человек. Он потрогал деревянный сундук, богато украшенный резьбой. Рик вспомнил, что купил его в Китае, — и на этот раз ничего не почувствовал.
Он включил телевизор, опустился на софу и стал яростно переключать каналы. И наконец понял: безмозглые ТВ-программы так же не могут прогнать открытую им правду, как и его сокровища, привезенные со всех концов мира.
