– Нравится тебе комната?
– Нравится, - медленно проговорила девушка; говорить о своих денежных затруднениях не хотелось, а надо было. - Вот только деньги у меня через две недели будут. Со стипендии.
Не сообщать же, что её выгнали с квартиры, а деньги, уплаченные за месяц вперед, не вернули.
– Какие пустяки! - всплеснула руками старушка. - Я подожду. А там, глядишь, папа с мамой помощь пришлют. Или хозяйка бывшая деньги отдаст...
Этого Катя уже выдержать не могла.
– Нет, так дальше не пойдет! - твердо сказала она. - Уж лучше я буду на вокзале ночевать.
– Сразу и на вокзале, - будто даже испугалась старушка. - Ну, умею я читать мысли, так что же из-за этого на меня обижаться?
– Из-за этого не стоит, - согласилась Катя. - Но тогда или я тоже должна уметь их читать или научиться свои мысли от других прятать. В конце концов, это мои мысли, а вас я вижу в первый раз.
– Ишь, боевая! - одобрительно кивнула старая женщина. - Ладно, научу. Вот так ладонь положи и мысленно скажи: "Не дам!" И ты закрылась.
Екатерина все тщательно повторила и спросила строго:
– А теперь?
– Теперь не слышу, - неохотно призналась её странная квартирная хозяйка.
Пауза затянулась, и Катя решила смягчить свой "наезд" некоторой откровенностью.
– Конечно, я могла бы на работу устроиться. В торговлю реализатором. Или лестницы мыть, но все как-то не получается. Только я о таком месте узнаю, приду, а оно уже занято.
– Оно и понятно, - кивнула старушка, - потому как предназначение у тебя иное.
– Ой, мне до моего предназначения ещё далеко. Пока всему научишься...
– Это точно, - согласилась квартирная хозяйка. - Ты чемоданчик-то в шкаф поставь, да пойдем, со мной за чайком посидишь. Самовар, поди, уже остыл...
Екатерина поставила чемодан в шкаф, попутно размышляя, не могла бы шустрая старушка, которая умеет читать чужие мысли, объяснить ей все странности, которые в последнее время со Звягинцевой происходят? Например, откуда у неё появилась корона и где она провела вечер, о котором почему-то напрочь забыла.
И потому, как обычно, она сразу взяла быка за рога.
– Все-то вы про меня знаете: и как зовут, и про всякие мелочи моей жизни, а я даже имени-отчества вашего не знаю...
– Так уж и не знаешь, - посмеялась старушка. - А ну-ка погляди на меня внимательно и отгадай.
– Венуста Худионовна, - выпалила Екатерина и сама закрыла себе рот ладонью. - Простите, я не хотела. Вырвалось. Откуда я такое и взяла? Наверное, вычитала где-то.
– Все ты правильно сказала. Венуста - значит, красивая, изящная...
– А Худионовна?
– Худион - батшка мой - прозывался как простой, обыкновенный. Имена эти к нам из греческого пришли, да так в русском языке и прижились.
– Не очень-то и прижились, - не согласилась упрямая Катя. - Я такие имена вообще в первый раз слышу.
– Э. милая, ты даже не представляешь, сколько тебе ещё предстоит узнать. И, узнав, изумиться. Но все-таки я в тебе не ошиблась. Вон как ты ловко меня раскрыла. До сих пор с первого раза такое никому не удавалось. Теперь я понимаю, почему стрелка на тебя указала.
– Какая стрелка?
– Узнаешь в свое время. Быть избранником судьбы - дело ответственное и хлопотное, не каждому по плечу...
– Да, не хочу я быть избранником! По крайней мере, сейчас, когда я учусь только на втором курсе института.
– Одно другому не помешает...
– Загадками говорите, Венуста Худионовна. Вы со всеми своими квартирантками ведете такие странные разговоры?
– И то правда, соловья баснями не кормят, - согласилась квартирная хозяйка. - Позвала на чай, вот и отвечай - - сказала старушка самой себе и рассмеялась.
Катя тоже улыбнулась, в момент позабыв о напряжении, которое поначалу её охватило. Она не терпела никаких посягательств на свою свободу, а тем более от человека, которого сегодня видела в первый паз.
Глава пятая
... Одеты тоже неброско, в халаты из человеческой кожи, в накидки из косточек пальцев, а вместо ша - почки норовят напялить чужой че - реп, да чтобы глазницы светились.
А так люди как люди.
Михаил Успенский
На своем пекарском искусстве Венуста Худионовна могла бы делать немалые деньги, размышляла Катя, ворочаясь без сна в своей новой мягкой и уютной постели. Никогда прежде она не ела таких вкусных пирогов, блинчиков, кулебяк и прочих плюшек-бубликов, попробовав которые, мало кто смог бы без сожаления от них оторваться.
Не удержалась и Катя. Потому и переела.
"Обжора! - укоряла она себя. - Воспитанный человек должен контролировать свой аппетит. Она вспомнила стихи своего детства о том как дразнить обжору:"Робин-Бобин-Барабек скушал сорок человек, и телегу, и быка, и кривого мясника..." И много ещё чего. "А потом и говорит:"У меня живот болит!"
Она давно не ребенок, а обжора ещё та. Катя лежала без сна и слушала каждый звук в доме и за окнами. Вот мяукнул, а потом заорал дурным голосом чей-то кот. Ему ответил другой и вскоре вся округа наполнилась душераздирающими звуками кошачьего хора.
Скрипнула ступенька деревянного крыльца - мало ли от чего может скрипеть рассыхающееся дерево...
Шутки шутками, но спать было нужно. Завтра в институте репетиция новогоднего спектакля. Не хватало еще, чтобы от недосыпа она качалась, как былинка на ветру.
Насчет цены за квартиру она договорилась с хозяйкою за чаем. Объявление не обманывало. Жилье сдавалось недорого. Даже смехотворно дешево.
"Не гонялся бы ты, поп, за дешевизною!" - задумчиво пробормотала Катя, и ей показалось, что в ответ из темного угла, где стоял комод, кто-то хихикнул.
Сон подкрался незаметно. Юность редко страдает бессонницей. Но и сон оказался не лучше: только она закрыла глаза, как все и началось. Вроде, Катя спала, но видела комнату лучше, чем с открытыми глазами.
Из того угла, откуда ей послышалось хихиканье, выбежал небольшой, весь покрытый шерстью человечек. Этакий мини-мужичок. Он ловко взобрался по спинке кровати, пробежал по одеялу и сел возле её подушки, свесив ноги. В ответ на Катин удивленный взгляд он небрежно сказал:
– Не бойся, душить не стану.
– А я и не боюсь, - сказала она. - И вообще, кто ты такой?
– Домовой, - ответил человечек. - Раньше меня всяк с первого взгляда узнавал, а теперь... Худионовна говорит, мы - домовые - исчезающий тип.
– Вот и исчезни, - довольно невежливо пробормотала девушка, - и дай мне поспать.
– Дивлюсь, ты меня не боишься. Я ведь ежели разозлюсь...Мне просто некогда тебе свою силу показывать.
