– С ним все будет в порядке, – сказал Ной. Это прозвучало не особенно убедительно, но он нервничал и к тому же сам не вполне был уверен в том, что говорит.
Ной переминался с ноги на ногу. Он подумал о своем брате, и на мгновение ему показалось невозможным, чтобы кто-то поступил в колледж без группы поддержки. На другом конце комнаты поблескивали глаза доктора Тейер. Она явно его ловила, на что-то провоцировала. Он не был уверен, ждет ли она, чтобы он ее поцеловал или предложил сдать тест за Дилана. Он не мог придумать, что сказать.
– Я просто не знаю, как можно заставить его работать, – докончила доктор Тейер.
Она клещами вытягивала из него жестокую правду, подтверждение того, что Дилан безнадежен. Однако Ной не мог дать такого подтверждения. Дилан был в разладе с самим собой и успешно деградировал, но он был свободен от горечи, в нем не было злости. Его жизнь могла уверенно скользить по накатанной дорожке, для этого не требовались усилия. Работа Ноя как раз и состояла в том, чтобы уберечь безнадежную развалину от падения.
– Думаю, мы будем продолжать работу, – сказал Ной.
Доктор Тейер нахмурилась и постучала по груди кончиками пальцев.
– Должен же быть какой-то другой способ решить эту проблему. Может, вы что-нибудь предложите?
– К тесту можно подготовиться, – твердо сказал Ной.
Доктор Тейер тряхнула головой, словно надеялась, что там прояснится. Она мягко улыбнулась своей простыне, и Ной увидел сияние на ее губах, обаяние, которым она, несомненно, обладала и которое теперь утонуло в глубокой депрессии. Она подняла глаза на Ноя, и у того язык прилип к гортани. На губах ее вертелся вопрос, какая-то ловушка. Взревели трубы: Таскани спустила в туалете воду.
– Я приду на следующей неделе? – спросил Ной.
Доктор Тейер кивнула и взялась за свою книгу.
Ной повернулся и медленно побрел по лестнице. Собиралась ли она попросить его сдать тест за Дилана? Сердце у него колотилось. Вопрос «сколько?», вертевшийся на кончике языка на протяжении всего разговора, так и остался незаданным.
2
Каждую среду Ной заказывал один и тот же набор продуктов: галлон молока, коробку хлопьев, овсяную крупу, семь банок супа, гроздь бананов и рулон туалетной бумаги, на что уходило от двадцати четырех с половиной долларов до двадцати четырех долларов семидесяти пяти центов – в зависимости от того, сколько бананов было в грозди. Но теперь, когда он собрался качать мышцы и вообще стать завсегдатаем спортзала, ему предстояло пересмотреть свое меню. Неподалеку от Сто тридцатой улицы, в одном из самых зловещих районов Гарлема, находился «Фэруэй» – знаменитый, похожий на крепость магазин для гурманов, куда родители его учеников на такси приезжали в полный опасностей сафари-тур. Совершались эти вылазки под знаком плаща и кинжала: желтые автомобили отважно подкатывали ко входу, пары в от-кутюрных шмотках совершали марш-бросок через десять футов гарлемского асфальта и, быстренько набив сумки покупками, покидали это святилище чревоугодия. Машина моментально исчезала. Ною же, чтобы добраться туда, пришлось совершить бодренькую прогулку вниз по Риверсайд-драйв. Он миновал памятник Ралфу Эллисону, вокруг которого толпились бездомные с осоловелыми глазами, и вышел на Бродвей, где на пересечении со Сто тридцать пятой улицей на поверхность выходили рельсы подземки. Мимо, гудя, прогрохотал по ржавым рельсам поезд; Ной пробирался между пустых, заброшенных складов, мимо разбитых окон, что были заклеены облезлыми афишами давно сошедших с экрана фильмов.
Вот на этой-то улочке Ной и встретил Федерико. Хотя стоял конец августа, на нем были джинсы и джинсовая куртка и он просто истекал потом. Было странно видеть на гарлемской улице чересчур тепло одетого человека, но Ной, который сам был в футболке и шортах цвета хаки, рядом с Федерико в его джинсовом прикиде почувствовал себя совсем уж незначительным. Он не был уверен, что ему стоит с ним заговаривать. Вдруг Федерико такой открытый и доброжелательный только на работе? Но как только Федерико заметил Ноя, он схватил его за руку, и ладонь Ноя буквально утонула в его лапище.
– Ной, старина, что ты здесь делаешь?
– Да ничего, так, за продуктами иду.
– Класс.
Они обменялись рукопожатием и стояли друг напротив друга, щурясь от солнца и не зная, что сказать, – за неимением общих интересов их ничего не связывало.
– А ты что здесь делаешь? – спросил наконец Ной.
– На работу иду. Ну, ты знаешь, как насчет сегодня, не хочешь прошвырнуться?
– Хочу.
После осторожного отказа на прошлой неделе Ноя не надо было уговаривать – это было все равно что броситься в холодное бездонное озеро.
– Круто. У меня есть тачка, но за парковку я платить не желаю, так что все время перегоняю ее с места на место, понимаешь? Вот теперь забыл, где ее оставил. Но можно же просто встретиться, когда я пойду с работы, скажем, в десять, на перекрестке Девяносто первой и Леке. А потом запилим в клубешник, какой тебе нравится.
– Идет.
– А какой тебе нравится? – тут же поинтересовался Федерико.
В восторге от того, что завязал знакомство, Ной решил упрочить свою репутацию «знатока». Вдохновил его на это Дилан.
– «Лотос». «Пангея» – тоже ничего себе.
– Ух ты. Ни фига себе. Да ты высоко летаешь, старик.
– Да? А я и не знал, – ответил Ной и добавил «старик» для верной тональности.
– Нет, серьезно, это круто. Я вот тоже подумывал сменить антураж, сечешь?
– Класс, – сказал Ной. Хитрость зашла слишком далеко, он начал нервничать, желудок неприятно сжался.
– Ну так до вечера! – Федерико отвел кулак, словно собирался ударить Ноя. Ной непроизвольно попятился, но Федерико всего лишь хотел провести его через замысловатый ритуал уличного приветствия. Ною ничего не оставалось, как совершить, подобно неопытному танцору, несколько па, но когда должна была состояться мощная финальная смычка, он таки промахнулся и не попал по смуглому кулаку Федерико.
* * *
Табита жила недалеко от той парикмахерской, в которой работал Федерико. Ее родители (благополучные ньюйоркцы, хотя и уэстчестерского розлива) поселили ее в Йорквилле, на самом краю денежного котла – Верхнего Ист-Сайда, – куда долетали всплески и клокотание миллиардов долларов, наводнивших Парк-авеню. Цена за аренду здесь была ниже, поскольку Йорквилл был удален от метро, и хотя жили здесь только белые и относительно процветающие, многим из них приходилось взбираться в свои квартиры по лестнице.
Однокомнатная квартирка Табиты была разделена надвое алюминиевой перегородкой и от этого напоминала кукольный домик. По одну сторону перегородки она спала, по другую – занималась. Прямо напротив находилась дверь, и вошедший Ной одновременно увидел завал из книг по юриспруденции (справа), металлический брус (прямо по центру) и неуверенно вылезающую из постели Табиту. Она нашла очки с толстыми стеклами; глаза от этого выглядели больше, и она становилась похожа на сову.
