Все произошло потому, что как-то раз Амазон дал обещание.
Обещание было таким же безумным, как и сама одиссея белого рояля, пересекавшего амазонские леса, как несчастный случай — песчинка, которая разладила механику его жизни и завела в эти богом забытые места.
Как только Амазону удалось отогнать эти видения, запереть их на ключ в самых дальних закоулках памяти, он выбрался из гамака. Потягиваясь, как дикий кот, он почувствовал, что нисколько не отдохнул за ночь. И что надо бы вымыться, чтобы прийти в себя и избавиться от боли во всем теле.
Поэтому он для начала разделся, аккуратно повесил рубашку и белые брюки на спинку стула, сбежал в таком виде по каменной лестнице и направился к реке. Когда он уже собирался войти в воду, у него за спиной раздался чей-то голос:
— Не делай этого, несчастный, если тебе дорога жизнь.
Амазон оглянулся и увидел Сервезу — тот сидел на том же месте, что и вчера, за столом, где он проспал всю ночь, положив голову на руки. Перед ним громоздилась целая батарея бутылок из-под кашасы.
— А что, здесь купаться запрещено?
Сервеза поднялся со стула и тоже потянулся. На багровом лице с пылающими щеками, на которых редкими кустиками пробивалась светло-рыжая борода, выделялись красноватые глаза. По бордовым тонам его физиономии было ясно, что Сервеза — весельчак и любитель выпить, что он всегда рад составить компанию, не откажется пропустить стаканчик и ни за что не бросит друга в беде.
— Если хочешь устроить пираньям хороший завтрак, милости просим. Но тут я тебе не попутчик. Если хочешь вымыться, делай как я. Подожди сезона дождей, он вот-вот начнется. Когда тут начнет лить дождь, сразу разлюбишь воду.
— Спасибо за совет, но я хочу принять ванну. И стакана воды мне не хватит.
Сервеза присвистнул от восхищения.
— Если так, там во дворе есть ванна — бочка, в которую набралось дождевой воды. Можешь искупаться хоть в двух, если хочешь. А я пока сварю кофе.
Амазон поблагодарил Сервезу и ушел во двор таверны.
Когда через некоторое время он вернулся — свежевыбритый и безукоризненно элегантный в своем белом смокинге, — по таверне уже плыл восхитительный запах кофе. Бармен налил музыканту большую чашку и пригласил за свой столик.
В эту минуту на террасу вышел поднявшийся наконец с кровати полковник Родригиш. В ожидании Жесуса Диаша, который должен был вместе с полковником отправиться на кофейную плантацию, находящуюся к северу от деревни, Родригиш тоже уселся за столик.
На нем была темная куртка, ремень с золоченой пряжкой, сапоги и шляпа с широкими полями — можно было подумать, что он собирается принимать парад. Похоже, он задумал соперничать с Амазоном в элегантности. К несчастью, у полковника не было ни обаяния пианиста, ни его природного изящества.
— Как спалось, полковник? — приветливо поинтересовался Сервеза.
— Тебе-то какое дело?
— Мне-то никакого. Зато вам, видно, дел хватало, не соскучились.
Родригиш что-то буркнул себе под нос — у него частенько бывало с утра скверное настроение, — он налил себе большую чашку кофе и стал пить мелкими глоточками, втягивая в рот обжигающий напиток с громким причмокиванием. Несколько минут никто не решался заговорить, а потом, когда полковник вроде бы успокоился, Сервеза снова рискнул:
— Похоже, сегодня будет жара.
— Да, уж это точно. А еще сегодня пятница, так что в таверну набьется тьма народу.
И обращаясь к музыканту, который до этого момента молчал:
— Амазон, ты начинаешь играть с сегодняшнего вечера. И чтоб никакого звона-грохота. Только музыку, которая течет как река.
— То есть джаз?
Полковник посмотрел на него так, словно видел первый раз в жизни:
— Плевать, как это называется. Мне надо, чтобы клиенты были довольны и чтобы они уходили отсюда с улыбкой до ушей и с пустыми карманами.
Амазон уже собирался ответить, что до сих пор никто из слушавших его белый рояль не жаловался, а что до пустых карманов — тут он полагается на полковника. Но музыкант лишился этого удовольствия, потому что в таверну как раз вошел Жесус Диаш.
— Полковник, нам пора. Боюсь, в такую жару на реке будет туча ос и москитов.
Родригиш что-то пробормотал в ответ, допил кофе и встал.
— Хорошо. Жди меня у понтона. И не забудь забрать мешки с кофе, которые надо доставить в Исану.
— Я думал, что Чику их отвезет.
— И я так думал. Но он не отвез. Еще три дня на солнце и в сырости — и кофе испорчен. Сам не проследишь — никто не проследит, так что придется нам самим их отвезти.
Жесус Диаш кивнул и, покинув террасу, стал спускаться по каменной лестнице к реке. Полковник поправил ремень и, сверля взглядом бармена и пианиста, объявил:
— А вы двое чтобы отсюда ни ногой! На обратном пути я зайду в мэрию в Исане и проверю, правда ли, что «Белен» утонул. Они сейчас должны расследовать это дело.
Амазон поднял голову и улыбнулся:
— Если найдете там мои вещи, не забудьте прихватить их с собой.
Полковника передернуло, он сжал кулаки и быстро вышел. Когда он спустился на берег и вчерашние собутыльники остались наконец одни на террасе, Сервеза шепнул пианисту:
— Пожалуй, не стоило тебе этого говорить.
— Почему?
— Родригиш — опасный человек.
— Как это «опасный»?
— В здешних местах нет никого влиятельней и безумней, чем он.
— Что-то я не понимаю, — недоверчиво произнес Амазон.
— Тогда садись и слушай.
Сервеза налил себе новую чашку кофе, съел пару ломтиков высушенных фруктов и начал рассказывать историю полковника, которого знал с тех далеких времен, когда Амазония была еще просто миражом и только пара-тройка безумцев рвались сюда, словно мухи на мед; тогда этот край не превратился еще в клейкую паутину, откуда сам рассказчик так и не смог выбраться.
Никто, кроме Сервезы, не знал полковника Родригиша по-настоящему. Сервеза долгие годы делил с ним тяготы жизни и пускался с ним вместе в самые рискованные авантюры.
Когда они впервые встретились, — а было это в допотопные времена их молодости, — полковник Родригиш уже весьма отличался от других людей, но тогда с ним еще можно было общаться. В нем оставалась еще какая-то толика рассудка, которую он потом растерял, погрузившись в безумие. Полковник относился к безумцам самого экзотического типа — к тем, о которых ничего подобного не скажешь. Его состояние хитрым образом колебалось между минутами просветлений и мгновениями полного помутнения рассудка, не задерживаясь надолго ни в одной из этих двух точек. Был бы он буйным сумасшедшим, на каких надевают смирительную рубашку, — его бы жалели и сторонились, понимая, в чем дело. Но это был не тот случай: полковник балансировал на грани. Его безумие выражалось в странных и кратковременных проявлениях: комплименты у него перемежались угрозами, улыбки — гримасами, дружеские чувства — предательством, и все это делалось с такой виртуозностью, что догадаться о болезни, которая его мучила, можно было разве что прожив с ним бок о бок долгие месяцы. Сперва казалось, что рассудок его ничуть не менее ясен, чем у любого другого авантюриста, застрявшего в Амазонии. Он был горяч, бесстрашен, решителен, тверд как скала, горд, невозмутим, беспринципен и готов на все, лишь бы разбогатеть. Во всех этих качествах не было ничего особенного для здешних диких краев. Нормальный набор любого золотоискателя. Но, присмотревшись к нему подольше, можно было заметить, какой болезнью он страдает. Он был сверхактивен, почти не спал, поесть успевал за три-четыре минуты, всегда держался настороже, в любой момент готов был броситься в бой — все эти симптомы говорили о том, что у Родригиша самая настоящая паранойя.
