– Да.
– У каждого писателя свое поле деятельности. У меня и без секса достаточно тем… Я хочу сказать, что вовсе не избегаю этой проблемы, может, когда-нибудь и напишу.
Он замолчал, не желая показаться излишне назойливым.
– Да, я читала у вас, что психология сексуальных отношений в своей основе похожа на психологию поиска Бога. Извините, я не помню, в какой это было книге…
– Пять лет назад, сборник эссе.
Его самолюбию льстило, что эта женщина не обошла вниманием даже сборник его эссе, этого он уж никак не ожидал. Судя по всему, она была начитанной и эрудированной особой. Не исключено, что и по роду деятельности она как-то связана с интеллектуальным трудом.
– И у вас, когда вы читали мои романы, сложилось такое же впечатление, как у этого критика?
– Для меня это слишком сложно. Могу лишь сказать, чувствуется, что для вас, как для христианина, секс всегда связан с грехом.
Сугуро хотел возразить – ведь он не восемнадцатилетняя девушка, но чувствовал, что где-то в глубине души у него осталось усвоенное с детских лет под влиянием христианского воспитания разделение на здоровый секс и нездоровый. Здоровый секс – это… Вспомнив лицо жены в известные минуты, он признал, что их интимные отношения неизменно проходили под знаком исполнения супружеского долга. Это его вполне устраивало, и жена никогда не высказывала недовольства. Впрочем, он вообще с трудом мог представить себе, чтобы его жена выражала недовольство по этому поводу.
– Простите за нескромный вопрос: а что вы думаете о сексе?
Вопрос для первой встречи, к тому же заданный женщине почти одного возраста с его женой, был весьма бесцеремонным, но он родился из какого-то мстительного чувства.
– Если честно, – засмеялась дама, – меня пугает разговор на эту тему.
– Почему же? Если я христианин, это не значит, что вы должны держать себя как целомудренная девица.
– Нет, я не в том смысле… Мне кажется, что секс раскрывает самое потаенное в человеке, то, о чем он порой сам не догадывается.
– Самое потаенное?
– Да.
Сугуро вдруг вспомнил свой недавний сон. Тот, в котором он, прячась, подсматривал в ванной за полуголой Мицу…
Он поспешно отвел глаза. И подумал, что оказался в довольно странной, необычной ситуации. Он не предполагал, что осмелится спрашивать о таких серьезных вещах у едва знакомой женщины. Будет обсуждать с ней вещи, о которых никогда не заговаривал со своей женой.
– Вы что-нибудь пишете?
– Нет, боже упаси! Когда-то давно писала стихи, танка, очень подражательные.
В поле зрения Сугуро попал молодой человек, стоящий на улице перед кафе. Он был в спортивном джемпере, синем, с белыми рукавами, и смотрел прямо на него. Наверняка, проходя мимо кафе, случайно заметил, что у окна сидит знаменитый писатель Сугуро…
Найти галерею, о которой говорила пьяная женщина, не составило труда. Первый же встречный на Такэсита-дори указал на дом в конце сворачивающей направо узкой улочки. Выкрашенные желтой краской дома образовали здесь небольшую площадь, уставленную уличными фонарями, напоминавшими старинные газовые. Даже Кобари догадался, что пытались воссоздать атмосферу монмартского дворика.
Из одного дома появился мужчина и остановился. Кобари затаил дыхание. Это был именно тот, кого он выслеживал: Сугуро. Писатель оглянулся, как будто кого-то ждал, затем вошел в кафе напротив.
Прячась за телеграфным столбом, Кобари заглянул в кафе. К счастью, Сугуро, ни о чем не подозревая, сел за столик у окна. Он заказал что-то официанту, после чего устало откинулся на спинку стула и погрузился в размышления.
Кобари вспомнил, что когда-то он уже видел Сугуро в такой точно позе на экране телевизора. Знаменитый писатель сидел так, чтобы всем своим видом показать, как он устал от жизни. Кобари не успел досмотреть: его сожительница протянула руку и переключила на другой канал…
Через некоторое время из того же дома, откуда вышел Сугуро, появилась пожилая женщина в модном бежевом пальто, обмотанная шарфом, и решительно, точно у нее была условлена встреча, вошла в кафе. Судя по всему, эти двое были знакомы: женщина села за соседний столик, и вскоре между ними завязалась оживленная беседа.
Очевидно, эта женщина не была женой Сугуро. На фотографиях в собрании сочинений жена выглядела совсем иначе. За время разговора Сугуро лишь однажды взглянул в окно, но, кажется, ничего не заподозрил и только сел поудобнее.
Вскоре они поднялись. Стараясь оставаться незамеченным, Кобари укрылся за телеграфным столбом и пошел следом. Некоторое время парочка двигалась по Такэсита-дори, как вдруг, к его удивлению, едва кивнув друг другу, они расстались. Сугуро остался у станции метро, женщина перешла на противоположную сторону улицы, в том месте, где располагалось здание «Пале Франсе».
Немного поколебавшись, Кобари пошел за женщиной. В толпе расхлябанной молодежи, шатающейся без цели и глазеющей в витрины магазинов, женщина резко выделялась своей прямой осанкой. С одного взгляда было видно, что она наделена недюжинной волей. Перейдя Омотэ-сандо, она свернула в переулок.
Идти следом по практически пустынному переулку, было рискованно, но он все же решился, стараясь держаться метрах в тридцати от нее. При этом он не сомневался, что совершает явную глупость. Ладно бы шел за Сугуро, но какой смысл упрямо преследовать женщину, с которой тот всего лишь перекинулся парой слов в кафе?
Откуда вообще в нем это неуемное желание разоблачить знаменитого писателя? Конечно, он поступает подло, но какое удовольствие сорвать с него маску! Улыбка на лице Сугуро, восседающего на сцене. Вручение премии. Благодарственная речь, встреченная бурными аплодисментами… Все это не выходило у него из головы. Писатель, который создал свой собственный мирок и заперся в нем, надежно отгородившись ото всего, что может смутить его покой. И это неизменное выражение довольства на физиономии! Еще бы, отчего же не заливаться соловьем, когда ничто не угрожает твоей безопасности! Но как же было бы приятно сбросить его с пьедестала, согнать с его лица эту самодовольную улыбку! Выходя в студенческие годы на демонстрации, ратующие за разрушение общественных устоев, участвуя в радикальном студенческом движении, Кобари сознавал, что движет им не столько чувство справедливости, сколько ненависть к сытому благополучию, желание потрясти его основы.
Женщина миновала жилой квартал и вошла в переулок с модными европейскими магазинами и антикварными лавками. В одной витрине были выставлены старинные корабельные приборы. По тому, как уверенно, ни разу не сбившись с пути, она шла, было очевидно, что район этот ей хорошо известен. Но вот, подойдя к шестиэтажному зданию больницы, она исчезла из виду.
Кобари испытал разочарование и уже хотел повернуть назад, когда увидел, что женщина, стоя на пороге, о чем-то разговаривает с медсестрой в белой медицинской шапочке. У медсестры сильно выдавались передние зубы, и с лица ее не сходила добродушная улыбка. Вскоре женщина вышла и теперь направилась в сторону Омотэ-сандо.
