Прошло несколько часов, но сон все не идет. Я ухожу на корму, подальше от тех, кто громко храпит в кабине, и от стоящей у руля Сисси. Мне надо побыть одному. На залитой лунным светом равнине не видно никакого движения. Все неподвижно, словно на черно-белой фотографии. Река выглядит как мускулистая рука. Мышцы сокращаются и несут нас все дальше. Со злостью и нетерпением вода стремится вперед.
Я думаю о Пепельном Июне.
Слова Алых Губ всё еще звучат у меня в голове.
В последний раз я видел Пепельный Июнь на экране монитора в Институте геперов. Она склонялась над столом в кухне и лихорадочно писала записку. Эта записка все еще у меня в кармане, вымокшая, грязная, с обтрепанными краями. Она рискнула жизнью, скрывшись в недрах Института, с надеждой на крохотный шанс, что я вернусь за ней и спасу.
Я перечитывал эту записку снова и снова. Я выучил форму каждой буквы, каждый завиток, каждую точку. Я вынимаю ее и снова смотрю на влажную бумагу с расплывшимися словами, написанными ее почерком.
Я в «Знакомстве». Жду.
Не забывай.
Еще один, последний раз, обвожу пальцем контуры букв. Налетает резкий ледяной порыв ветра, и я понимаю, что делать дальше. Я закрываю глаза, не в силах смотреть на то, что делаю, и отрываю маленький кусочек от листка. Я позволяю ветру унести его. Он улетает, крутясь в воздухе, как крохотный мотылек, и скрывается в ночи. Отрываю еще кусочек, и еще. Луна поднимается выше, а я отдаю ветру тысячу крохотных кусочков бумаги, пока от того, что осталось в моих руках, становится невозможно оторвать что-то еще. Я долго держу этот крохотный клочок бумаги, а затем, издав горестный крик, выбрасываю и его. У меня ничего не остается.
6
Я просыпаюсь от того, что меня кто-то трясет. Надо мной нависает бледное лицо Дэвида.
— Что случилось? — спрашиваю я. Небо темное. Все еще ночь. — Опять охотники?
Дэвид мотает головой:
— Нет, тут другое.
— Эпаф? С ним все нормально?
— Он в порядке. — Дэвид умолкает на секунду. — Это что-то… Мы пока не поняли.
Я вскакиваю на ноги. Течение сильнее, как будто спокойствие реки чем-то внезапно и решительно нарушено. Фонтаны брызг, взлетающие как гейзеры, падают на палубу, оставляя следы, будто лодку кто-то хватал мокрыми руками. Небо темное и беспокойное, как река, словно сплетенное из струй темноты.
Все смотрят на меня. В широко распахнутых глазах и сжатых губах ясно читается страх.
— Течение быстрое из-за недавнего дождя, — говорю я, пытаясь успокоить их напряженные нервы. — Но я бы не переживал из-за этого так сильно.
— Мы потеряли шесты. Их вырвало из рук течением.
— Что?
— Но мы не поэтому тебя разбудили, — продолжает Дэвид. — Слышишь этот звук?
Поначалу я не слышу ничего, кроме плеска волн о борт лодки. Но постепенно начинаю различать тихое шипение, вроде электрических помех на радио. Оно далеко, но от него все равно не по себе.
Я прикрываю глаза, сосредотачиваясь:
— Впереди. Дальше по течению реки.
— Я услышал это минут десять назад, — тихо произносит Эпаф. — Оно то появлялось, то пропадало. Но теперь. Слушай. Оно становится громче. И ближе.
Я смотрю вперед, стараясь как можно дальше увидеть в темноте. Зрения хватает всего метров на пятьдесят. Даже берега скрылись из вида. Страх грязными ногтями скребет меня по спине.
— Мне кажется, — говорит Эпаф, — это шум водопада. Ученый рассказывал, что, если приближаться к водопаду издали, услышишь шипящий звук, — он поворачивается ко мне, и я вижу следы брызг на его лице.
— Джин, что думаешь?
— Я вообще ничего не понимаю в водопадах. До этого момента я считал, что они бывают только в фантастических книжках, — я продолжаю вглядываться в темноту.
Шипение начинает напоминать звуки кипящего масла. Становится все громче и не предвещает ничего хорошего.
— Я думаю, мы движемся прямо к водопаду, — говорит Эпаф. — Приготовимся плыть к берегу, — он смотрит на меня, я киваю. — Я отвяжу причальную веревку.
Следующие пятнадцать минут ярость реки нарастает. Нас мотает из стороны в сторону, как на взбесившейся карусели. Капли дождя падают с такой силой, будто небо со злостью швыряет их в нас. Шипение становится все громче. Мы собираемся вокруг Эпафа. Он обвязывает каждого веревкой, туго затягивая узлы. Мы щуримся от брызг и холодного ветра, изо всех сил пытаясь устоять на качающейся палубе.
— Смотрите на меня, — говорит Эпаф. — Все смотрите на меня. Нам надо спрыгнуть с лодки и доплыть до берега.
— Эпаф, я не знаю! — возражает Джейкоб. — Течение такое быстрое. Нас может унести, разделить, утянуть на дно.
— У нас нет выбора! — кричит Эпаф в ответ. — Держитесь все за эту веревку. Если вас потянет на дно или будет сносить течением, просто держитесь за веревку!
— Но нас все равно может унести! — Джейкоб мотает головой.
— Нет! — рявкает Сисси. — Эпаф прав, надо прыгать.
Мы, связанные веревкой, проходящей по груди и туго затянутой в подмышках, подходим к борту. Сисси поворачивается ко мне и говорит мне прямо в ухо:
— Нам придется нелегко, — она проверяет мою веревку, потуже затягивая узлы побелевшими от напряжения пальцами. — Остальные почти не умеют плавать. Дэвид и Джейкоб еще как-то могут, но Бена и Эпафа придется тащить на буксире. Понял?
Я киваю. Лодка несется со страшной скоростью. На секунду, когда она взлетает над волнами, у меня едва не останавливается сердце.
— На счет «три» прыгаем все вместе! — кричит Сисси. — Запомните, не отпускайте веревку. Гребите ногами, руки не используйте. Не отпускайте веревку. Ясно? Ни в коем случае не отпускайте веревку.
Я смотрю вниз. Под нами беснуются водовороты. Это не сработает: нас унесет течением. Джейкоб прав. Оно слишком сильное.
— Один… — кричит Сисси.
Как только мы ударимся о воду, нас засосет вниз, а потом потянет в разные стороны. В этой холодной черной бездне нас ждет только смерть.
— Два…
Рядом со мной Джейкоб неожиданно застывает, как будто что-то понял.
— Три! — Сисси подгибает колени, готовясь к прыжку. За ней я вижу серые тени остальных, тоже готовящихся прыгать.
Я приседаю, прыгаю…
— СТОЙТЕ! — кричит Джейкоб, отскакивая от борта.
Веревка натягивается, меня тянет назад, я вскрикиваю, а потом падаю на палубу. Спустя мгновение падают и остальные.
— Джейкоб! — кричит Сисси. — Что ты творишь?
