Если оставить потуги на сатиру, то французы действительно часто бастуют. И тому имеется, само собой, веское основание: их забастовки дают потрясающие результаты.
Одна из основных причин тому следующая: бастовать выйдут не только члены профсоюза полировщиков карбюраторов, но и вся отрасль или страна. Вот почему правительство и работодатели почти всегда идут в конце концов на попятный.
Члены профсоюзов в любой отрасли и в любой компании принадлежат, скорее всего, к одному из пяти крупных профессиональных союзов: CGT ( Confédération Générale du Travail)[62], FO ( Force Ouvrière)[63], CFDT ( Confédération Française Démo cratique du Travail)[64], CFTC ( Confédération Française des Travailleurs Chrétiens)[65]и «Sud»[66], новая и мощная организация, образованная после раскола в CFDT. Если, например, CGT призывает своих членов выйти на забастовку, то она способна парализовать работу поездов, автобусов, фабрик, больниц, электростанций и телевизионных каналов (что иногда не так уж и плохо).
Зачастую снизить накал забастовки могут только сами профсоюзы, жестоко конкурирующие между собой. Так, например, в Париже забастовка транспортников может сорваться, если водители CFDT прекратят работу, а члены «Sud»назло объявятся на своих рабочих местах[67].
Причины забастовок могут носить порой чисто символический характер. Скажем, машинисты решили, что правительство должно больше делать для улучшения жизни простого рабочего, и проводят однодневную забастовку (лишая, следовательно, работягу дневного заработка). Некоторые уверяют, будто одной из причин, почему Олимпиада 2012 года пройдет не в Париже, стало то, что в день приезда сюда делегации Олимпийского комитета парижские транспортники устроили двадцатичетырехчасовую забастовку. Городские власти умоляли профсоюзы отложить ее проведение, но им было заявлено, что из-за чересчур напряженного графика забастовок очень трудно будет подыскать новое «окно».
Первым делом забастовка – итог: Олимпийский комитет увидел парализованную транспортную систему, и Олимпиаду примет Лондон.
Во Франции почти ежедневно в каком-нибудь городе проходит забастовка на общественном транспорте. Парижан же забастовочные настроения одолевают в зимнюю пору, как только начинает портиться погода.
Причины забастовок бывают самые разные. Иногда водители, подвергающиеся нападению на пригородных маршрутах, требуют больших гарантий безопасности. А то транспортные работники бастуют лишь потому, что решили продемонстрировать свою силу.
Впрочем, какой бы ни была причина, пассажиры все терпят. Пару дней в городе царит полная анархия. Между теми, кто пытается выбраться из переполненного автобуса, и теми, кто ломится в него, то и дело вспыхивают потасовки – но затем страсти утихают, на смену им приходит чувство умиротворения и солидарности. Те, у кого нет автомобиля, добираются до работы на попутках, извлеченных из подвала велосипедах либо пешком. Когда же телерепортеры интересуются отношением нейтральных граждан к бастующим, они обыкновенно отвечают, что те молодцы. Любая забастовка за права рабочих в конце концов идет на пользу всем рабочим.
Кроме того, если где-то идет забастовка, то у всехконечно же появляется прекрасный предлог для того, чтобы меньше работать.
Нанесение удара
Общенациональные забастовки, как правило, служат поводом для праздника. Бастующие выходят на улицы и устраивают карнавальное шествие. Повсюду реют профсоюзные знамена и летят листовки с призывами вступать в профессиональные товарищества.
К большим городам устремляются поезда и автобусы, до отказа забитые поющими, смеющимися людьми с раскрашенными лицами, а на улицах завывают мегафоны и надрываются профсоюзные лидеры, прямо на глазах набирающие вес[68].
Cafés[69], расположенные вдоль маршрута шествия, зарабатывают целое состояние, а у демонстрантов слезятся глаза от парафинового дыма, исходящего от стоящих вдоль дороги ларьков, где продают merguez(приправленная специями сосиска, хот-дог из Северной Африки).
Под конец демонстрации, и это телевизионщики обязательно показывают в новостях, глаза у демонстрантов слезятся уже по иной причине. С недавних пор марши протеста обычно заканчиваются тем, что полиция забрасывает идущих гранатами со слезоточивым газом и избивает их дубинками. И не потому, что последние нарушают общественный порядок, ведь забастовки – это, как я уже говорил, время веселья, а не побоищ, а потому, что большие толпы привлекают так называемых casseurs. Эти вандалы, или «громилы», – обычно ребята из бедных пригородных кварталов, для которых марши протеста – всего лишь благоприятная возможность пограбить магазины, украсть сотовый телефон у протестующих представителей среднего класса и пошвырять всем, что подвернется под руку, в полицию.
По завершении шествия (которое всегда заканчивается в заранее назначенном месте) демонстранты расходятся: кто спешит на поезд или автобус, а кто – промочить по столь радостному случаю горло, – вот тогда-то и приходит черед casseurs. Шныряющие в толпе переодетые полицейские энергично принимаются за дело: они, не мешая телевизионщикам снимать, хватают молодых людей, волокут их по шоссе за волосы, в то время как специальный полицейский отряд в бронежилетах и с дубинками наперевес устраивает гладиаторские бои, и вновь в мировой прессе появляются заголовки вроде «Париж в осаде».
Впрочем, к этим беспорядкам, как и ко всему во французском обществе, тщательно готовятся. Благоразумные демонстранты убираются куда-нибудь подобру-поз дорову задолго до их начала. Местные жители ставят свои машины подальше от того места, где они будут происходить. Хозяева закрывают магазины. Сейчас многие организаторы демонстраций нанимают охрану, занимающуюся выявлением и избавлением от casseurs. А недавние студенческие демонстрации прошли под опекой родителей молодых людей, следивших за тем, чтобы с их чадами во время марша протеста ничего не случилось. Ничто не должно испортить праздника.
