Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
Когда досчитал, сон отлетел от него мгновенно: так шпион машинально раскрывает шифровку, выписывает слова, пользуясь железнодорожным справочником или мало ли, — а потом читает получившееся, и волосы встают дыбом. Десятый критерий Калиновского давал разброс полный, полярный, — не простое несовпадение, а законченную противоположность, найти которую так же трудно, как идеальную возлюбленную. Вопреки всем прежним пунктам, результат десятой проверки вопил: не он, не он! Фрагменты А и Б писали не разные, но взаимоисключающие люди, стивенсоновские Джекил и Хайд. Стрельников и пересчитывать не стал, ибо о чем-то таком догадывался с самого начала.
Просчитал Гулина — Гулин и тот оказался больше похож на автора А, чем автор Б. Но Гулин — это уж было так, для последней честности. Склизкое питерское утро застало Стрельникова над листком отчета: он не знал, как об этом написать. Сидел серый, с отросшей за ночь колкой щетиной, тер лоб и щеки и вертел в голове одну фамилию: Дехтерев, с этим надо идти к Дехтереву, но что ж я ему скажу?
30 ноября 1928, Ленинград
— Ну-с, господин Логинов, — сказал седой, краснолицый, бодрый Дехтерев, усаживаясь напротив субтильного субъекта и прихлопывая себя по коленкам. Дехтереву принадлежала крылатая в медицинской среде фраза — если больному при виде врача не делается легче, к чертям свинячьим такого врача! — и при виде его приободрялись даже здоровые. Казалось бы, Логинов — страдалец, особенно безумный, озлобленный, — должен был с первого взгляда возненавидеть этот сгусток душевного и физического здоровья; однако Дехтерев излучал такую надежность, что его посещения ждали, как манны. Субтильный не выглядел больным — ни затравленного взгляда, ни навязчивых движений, настораживала, пожалуй, лишь рассеянная мечтательность, но кто же сейчас не мечтателен? Если смотреть по сторонам и все понимать, с ума сойдешь.
— Здравствуйте, профессор, — ответил Логинов с радостной готовностью, словно давно ждал случая поговорить с умным человеком. Так оно и было: люди, окружавшие его в финотделе, были по большей части глупые, и в Капоэре, как назло, попадались простые души.
— Где же мы сегодня? В Ленинграде или Капоэре? — спросил Дехтерев без тени насмешки.
— В Ленинграде, профессор. Разве вы не видите?
— Да как же я увижу?
— Очень легко, — сказал Логинов с детской улыбкой. — Я был бы тогда не господин Логинов, и господин Логинов не ответил бы вам.
Дехтерев был видный спец, и «господин», равно обращаемый к больным и здоровым, сходил Логинову с рук.
— А вчера?
— Вчера чудом только я спасся, — доверчиво признался Логинов. — Обратите ваше внимание, что переход далеко не всегда совершается в минуту критическую. Напротив, иногда в самый приятный момент. Но вчера была действительно погоня, я завернул за угол и ощутил себя в больнице. Что происходит там теперь, я не знаю и возвращаться боюсь, но дело начато, и нужно его окончить.
То есть он понимает, что сидит в больнице; очень интересно.
— Дело какого рода?
— Я переправляю через границу крупного человека, значительного.
— Чем же именно значительного? Или вам нельзя здесь говорить об этом?
— Почему, я могу здесь говорить что угодно. Там это никак не влияет. Это революционер, ну, не в нашем смысле, но в переводе на местный язык это и будет именно революционер. Его преследуют в соседней области, я переводил его через горы.
— Перевели успешно?
— Успешно, но они взяли мой след. Он успел скрыться, он в надежном теперь месте, не беспокойтесь.
— Что мне за него беспокоиться, — нахмурился Дехтерев, — я за вас беспокоюсь. Ведь вам теперь там, должно быть, несладко.
— Это так, — с достоинством кивнул Логинов, — но там я обладаю довольно удивительными навыками. Я там такое могу, — добавил он с тихим восторгом, — что здесь удивляюсь, да и только.
— Что же, например?
— Не спрашивайте меня, — сказал Логинов и вдруг потупился. В этой книжной, с долгими периодами речи, юношеской застенчивости и внезапной смене настроений, пожалуй, только и видна была болезнь. — Не спрашивайте. Только если вам надо знать для вашей науки.
— Ну разумеется, голубчик, для науки. Для праздного любопытства у меня насекомые есть. — Энтомологические заслуги Дехтерева были хорошо известны.
— Здесь… здесь я не мог бы… убить, — сказал Логинов и поднял на профессора ясные глаза.
— А там приходилось?
— В исключительных обстоятельствах — приходилось, — ответил он твердо, с той смесью стыда и гордости, с какой, должно быть, православный воин отчитывался перед Сергием об убийстве врага, а тот кивал бы всепонимающе: так, чадо… так, чадо…
— А здесь это никак не сказывалось?
— Никогда, — уверенно ответил Логинов. — Я же говорил, связи если и есть, то они трудно установимы.
— Но вы сейчас хорошо себя чувствуете? Нет тревоги, тошноты?
— А, вы про это, — улыбнулся Логинов. — Хи-итрый! Я тоже думаю, что там все хорошо. Я убежал, видимо.
— Иначе бы чувствовали?
— Чувствовал бы, конечно. Когда меня там однажды избили, вы не представляете, как меня здесь три дня ломало. Вы не представляете просто. Это счастье, что я тогда был не там. Зато я здесь все-таки попал, думал — убегу, но как назло. Все перенес полностью. В подворотне трое подошли, не грабили, ничего. Просто, знаете, от злости. На Васильевском часто бывает.
— А скажите, — спросил Дехтерев, поскребывая подбородок. — Вы и здесь, и там одинаково не можете восстановить, что было, пока вас не было?
— Нет, пожалуй, не могу. Разве что гадательно или если рассказывают. Вообще, — Логинов оживился, — вообще есть одна закономерность. Но поскольку я давно уже тут, у меня мало было возможностей проверить. Это меня тревожит сильно, чрезвычайно сильно. Я вам скажу, но это еще проверять. В общем, всякий раз, как я нахожусь там, то есть душа, или вот это, что вы называете «эго», — когда, словом, оно там, я здесь более склонен к поступкам безнравственным. — Он опять потупился. — Я не говорю, конечно, про всякую грязь, это может быть, но я ведь почти не пью, вы знаете.
— Знаю.
— И по женской части у меня нет излишеств. Нормально, но без излишеств. — Вероятно, Логинов боялся, что его заподозрят в недостаточной активности по женской части, и подчеркнул: нормально. Я про другое. Когда я однажды… отсутствовал, я здесь… я, в общем, не могу вам сказать в подробностях. Но я… фактически был мною предан товарищ.
Произнести страшные слова «я предал» Логинов не решался.
— А там?
— Там… что вы хотите сказать? — Он побледнел. — Вы хотите сказать, что я, может быть, сейчас там… предал?
— Что вы. Вы сейчас бы чувствовали, — успокоил его Дехтерев. — Но, может быть, есть и там зависимость?
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42